Уничтожение Донского казачества

(статья 1973г.)
Прошло более 40 лет со времени очередного коммунистического преступления, и мне хотелось бы о нем напомнить, как пережившему все описываемое.
После прекращения белого движения в 1920 году на казачеством Дона нависла черная хмара расправы. Каждую ночь "черный ворон” выхватывал свою жертву и увозил ее безследно и навсегда. Страшный Дамоклов меч всегда висел над головой каждого и никто не был застрахован от его безпощадного удара.
Население Дона переносило этот жесточайший террор почти без сопротивления, оно было обезкровлено, пострадав больше всего в борьбе с большевиками. Во время Белого движения в Донскую Армию входило почти все мужское казачье население, способное носить оружие. Армия эта отошла до самого моря. Очень много казаков, если не сказать большинство, по разным причинам не попали на пароходы для дальнейшего отхода. Вместе с Армией были и больные, раненые, жители с семьями, бежавшие от большевиков. Много из них было захвачено в плен и почти поголовно уничтожено. Немногие же рассеялись по всей России, главным образом по Кавказу, спасаясь, кто как мог.
Систематическое, и как бы втихомолку, но по особому плану вылавливание уцелевших казаков продолжалось до 1930 года – исчезали люди, то тут, то там каждую ночь. Но дальше уничтожение казачества приняло ужасающие размеры. Особенно был тяжел 1933 год, когда правительство СССР решило свой план закончить в ударном порядке, избрав новый метод уничтожения казачества путем раскулачивания через своих уполномоченных-чекистов. Во главе их стоял известный садист – убийца государя Николая II и его семьи, Белобородов. Это он, находясь в Ростове на Дону, проводил коллективизацию и кампанию по ликвидации "кулаков”. В его же работу входило распыление и уничтожение казачества.
Для выполнения этой работы его уполномоченные организовали в хуторах и станицах местные активы из всяких прохвостов, проходимцев, лодырей, и с этими подонками началось уничтожение населения Дона. Эти активы бедноты состояли главным образом из переселенцев из центральных губерний России.
Все те, кто мало-мальски противился их варварскому методу ограбления или укрывал свое добро, зерно, муку и другое продовольствие, сохраняя его лишь для своего питания, немедленно арестовывались и высылались в концлагеря, а все их имущество конфисковывалось. Все отобранное сосредоточивалось в особых базах, и это чужое добро безхозяйственно расходовалось без учета и контроля.
В городах были открыты магазины, будто бы для местного населения, но купить в них что либо было невозможно. Объявлялось, например, что сегодня будет в продаже то или иное. Народ собирался, толпясь в очередях. Магазины открывались не спеша, под предлогом приготовления товара к продаже. Но когда он открывался, только десятку, двум из тысячной толпы удавалось что-то купить – сырой из суррогата хлеб, ячменную крупу, квашенную с червями капусту или прочую испорченную дрянь. После же объявлялось, что все продукты распроданы и милиция немедленно разгоняла очередь с бранью и побоями. Такое издевательство повторялось изо дня в день.
Из-за недостатка продуктов питания начались грабежи и воровство, которым особенно отличались служащие и рабочие складов и магазинов. Прекратить его было невозможно. Расхищенные товары менялись или продавались на нелегальных базарах, на черном рынке. Но все те, кто не успевали с них убежать при облавах милиции, отправлялись в принудительные трудовые лагеря. Все это, недостаток во всем часто вынуждал людей идти на всякие преступления.
Служба или работа были обязательные для каждого, но они не обезпечивали в материальном отношении, не хватало даже на скудную жизнь семьи. Но работать было нужно, ибо кто не работает, тот не ест – это был лозунг советской власти, и он строго соблюдался. К работе принуждали, но за малейшие опоздание опоздавший строго карался, вплоть до заключения в тюрьму или в трудовой лагерь.
Карточки были введены только для городского населения рабочих районов. В хуторах и станицах их не было, ибо, по мнению властей, люди, связанные с сельским хозяйством, должны были сами себя кормить из тех остатков продовольствия, что у них оставались после сдачи продуктов государству. А норма сдачи по продналогу или разверстке всегда властями умышленно преувеличивалась. Несдача полностью или опоздание карались ссылкой в трудовые лагеря с конфискацией имущества.
В хуторах и станицах происходили еще большие трагедии. Их ограбленное сельскохозяйственное население буквально голодало и умiрало с голоду. Весь скот, кошки, собаки все это было съедено. Трава, колючки, солома – все это терлось на камнях и из этих неудобоваримых для людей суррогатов, с примесью частиц отрубей или муки приготовлялось подобие хлеба. Немало было случаев и людоедства: матери, потерявшие рассудок, поедали своих малых людей…
Голодный ужас охватил когда-то плодородную цветущую Донскую область. Люди бежали куда попало, чтобы спастись от голодной смерти и от преследования, но далеко не все это смогли сделать и не всем это удавалось.
На ЖД станциях валялись разложившиеся трупы людей из хуторов и станиц, так называемых "мешочников”, которые без билетов, на товарных и других поездах рыскали в поисках пропитания для своих семей и для себя. Ничего не найдя, ослабевали и умiрали от голода, а дома их ждали их семьи, также пухли от голода и тоже умiрали. Много хуторов опустело. Когда умiрали последние, трупы их убирать было некому, уцелевшие, одичавшие собаки и другие звери их пожирали.
Но вот пришла весна, а выполнять правительственные задания посевной кампании было некому и нечем, все было уничтожено. И только тогда власти убедились, до чего они довели народ, выполняя план. Узнав о результатах этого умышленного чудовищного уничтожения хозяйств и населения, Сталин лицемерно как бы осудил не в меру своих исполнительных опричников за "перегибы”.
Осенью того же года из центральных губерний стали направлять в казачьи области бедноту, которую распределяли по станицам и хуторам. Беднота эта занимала опустевшие дома и пользовалась всем хозяйством вымерших и сосланных в лагеря смерти хозяев-казаков.
Наступила зима. Топливом пришельцы своевременно себя не обезпечили и стали вырубать фруктовые деревья в садах. За одну зиму почти все приусадебные сады были сожжены на топку. Из переселенцев и остатков казачьего населения, готовясь к весне, власти стали усиленно организовывать колхозы. В них хозяйство началось по новому. Остатки казачьего населения были запуганы, терроризованы властями и новыми пришельцами. Последние стали главными хозяевами.
Хозяйничали они по своему, нерадиво и неумело, отчего результаты урожая были плохими, что приписали вредительству оставшихся еще в живых казаков. За него судили и опять ссылка на Колыму и в другие места.
Искусственный голод в Донской Области имел целью уничтожить все здоровое казачье население под видом кулаков, подкулачников и вредителей. Подкулачники – это тот здоровый элемент из бедняков и середняков, который осмеливался говорить правду о несправедливых действиях властей, но за эту правду они ссылались по лагерям вместе с кулаками. А кто же был кулаком? Это зажиточный хлебороб, который со своим семейством на своем поле работал от утра и до ночи, не разгибая спины…
Кое-кто из остатков уцелевшего еще казачьего населения, предвидя террор при раскулачивании и коллективизации, запасясь поддельными документами, бежали, побросав свои насиженные гнезда.
Старики, больные, дети раскулаченных изгонялись из своих домов и из хутора. Выселенные, в отчаянии и без надежды возврата уходили в балки и овраги. И там, как дикие звери, рыли для себя пещеры-землянки, в которых спасались от стужи и ненастья. Многие, терзаемые безчеловечным обращением со стороны власть имущих, голодные, лишались рассудка и погибали, другие кончали самоубийством.
Несмотря на риск и угрозы властей, казачье население, остававшееся до поры до времени не раскулаченным, старалось, по возможности, помочь этим отверженным скудным питанием, одеждой и устройством им землянок-нор.
Все происходившее в связи с этим жестоким безпримерным в истории террором, - страшнее моих бледных строк, я не в силах описать все то, что пережили казаки в эти дни лихолетья.
В таком положении оказался мой отец, 80-летний старик, с больной невесткой и двумя ее детьми. Муж невестки, мой брат Яков, был сослан, как кулак, в Казахстан на постройку железной дороги, где скоро умер с голоду. Шестилетняя дочь брата не вынесла холода и голода и в эту страшную зиму умерла в холодной сырой пещере в балке. Невестка весной была сослана в один из лагерей смерти вместе со своим 13-летним сыном и другими такими же несчастными людьми. Так семья брата была полностью уничтожена. И сколько еще семей погибло таким же образом!..
Б.А. Беляевский (США)
Источник: Общеказачья газета "Станица” №35
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]