Как писать быстро и красиво!
Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.

Тайны восстания декабристов

Перейти вниз

Тайны восстания декабристов Empty Тайны восстания декабристов

Сообщение автор Мамонт Чт Июн 20, 2013 2:43 pm

Вот Сергей Муравьев-Апостол, автор первой российской конституции. Детство провел в Гамбурге, затем воспитывался в Париже. На русском языке впервые заговорил на тринадцатом году жизни. Александр Одоевский: «Когда с ним пытались перестукиваться через тюремные стены, он не мог понять и ответить по одной простой причине: не знал русского алфавита». (Эйдельман).
Трубецкие, Волконские, Свистуновы – откуда они могли хотя бы что-то знать о жизни крестьян, если сроду среди этих самых крестьян не бывали, а книги читали всё больше французские и английские?
«Конституция, написанная Никитою Муравьевым, как он сам сознавался впоследствии, не имела практического смысла, вследствие незнакомства с бытом русского народа и незнания существовавших законов... Н. Муравьев точно так же не знал быта русского народа, как большая часть его товарищей. Николай Тургенев объявил в первом издании «Опыта о налогах», что деньги, вырученные от прода¬жи книги, назначаются для выкупа крепостных крестьян, посаженных в тюрьму за долги, между тем как крестьяне не могли сидеть в тюрьме за долги, по закону им можно было дать взаймы не более 5 рублей». Это не какой-нибудь реакционер из III отделения клевещет на «выдающихся представителей» - это отрывок из мемуаров декабриста А. Муравьева, родного брата вышеописанного Никиты...
Хулиган, как и положено блестящему кавалергарду того времени, избалованный до последней крайности маменькой Иван Анненков – на одном из балов начал ради озорства неприлично настойчиво ухаживать за женой своего товарища Ланского. Результат – дуэль. Вызвавший Анненкова Ланской поднял пистолет и выстрелил в воздух: требования чести были соблюдены, убивать товарища Ланской не хотел. Анненков – долго целился…и убил Ланского. И вы не поверите, чем его наказали! За прямое убийство – 3 месяца крепости. Анненков был любимцем Александра I, да и маменька кавалергарда имела влиятельных друзей. Но с тех пор ненависть к тирании ( 3! Месяца! Заключения!) стучала в его сердце, как пепел Клааса. Замечу в скобках, ровно до начала восстания стучала. Потом сразу как-то затихла.
Ну, с Анненковам, допустим понятно – совершенно незаслуженно претерпел от тирана. А другие?
 Другие – это просто уж праздник какой-то. Томимый неразделенной любовью и …( жить будет , ,любить – никогда) тяжелым ранением Якубович, опять же, пострадавший от тирана Александра I за организацию страшной дуэли, о которой я потом, отдельно, напишу. Волконский, который и вовсе не понимал до конца , во что встревает , и тут можно верить характеристике, данной в записках Николая I :«Сергей Волконский набитый дурак, таким нам всем давно известный, лжец и подлец в полном смысле, и здесь таким же себя показал. Не отвечая ни на что, стоя, как одурелый; он собой представлял самый отвратительный образец неблагодарного злодея и глупейшего человека.» . Слегка больной на голову Кюхельбекер… Пестель….ооооо, тут надо сказать отдельно, этот господин того заслуживает…
А самое интересное – о , материализм! – заложеные-перезаложеные имения и постоянная потребность в деньгах . Ибо – моты были и бонвиваны, что ж поделаешь. А заложены имения кому? Государству. А во главе государства кто? Царь. Нет Царя – нет государства - нет долгов. А значит – долой тирана, да здравствует новая, свободная ( и от долгов тоже) жизнь!
Но был среди декабристов и «избранник судьбы», тот, чье высокое чело, по его собственному мнению, достойно мог украсить венец , подобный венцу Бонапарта. Ну, уж никак не меньше. Это был и единственный из декабристов, привлеченный к суду не только за политическое, но и за уголовное преступление. За воровство бюджетных средств, так сказать. Но об уголовщине позже. Итак, господин Пестель. Первыми убедились в бонапартистских поползновениях Пестеля сами же руководители Северного общества. С редкостным для них единодушием. Никиту Муравьева разглагольствования Пестеля о благе диктатуры оттолкнули сразу. Как и Сергея Трубецкого. Трубецкой выразился недвусмысленно: «Человек вредный, и не должно допускать его усилиться, но стараться всевозможно его ослабить». Это были не просто слова - через свои связи в Южном обществе Трубецкой усиленно пестовал оппозицию Пестелю... Рылеев сказал: «Пестель человек опасный для России и для видов общества». У Пестеля нельзя было отрицать большого таланта приспособления: при первом свидании с Рылеевым автор «Русской правды» в течение двух часов ухитрился быть попеременно и гражданином Севере-Американской республики, и бонапартистом, и террористом, то защитником английской конституции, то поборником испанской... На буржуазно-честного петербургского литератора это произвело крайне неблагоприятное впечатление и у него, видимо, сохранилось воспоминание о Пестеле как о беспринципном демагоге, которому доверяться не следует.

А вот собственноручные воспоминания Сергея Трубецкого о вышеописанной встрече с Пестелем: «При первом общем заседании для прочтения и утверждения устава Пестель поселил в некоторых членах некоторую недоверчивость к себе: в прочитанном им вступлении он сказал, что Франция блаженствовала под управлением Комитета общественной безопасности. Восстание против этого было всеобщее, и оно оставило невыгодное для него впечатление, которое никогда не могло истребиться и которое навсегда поселило к нему недоверчивость».
Это не удивляет. Декабристы о Французской революции были хорошо осведомлены, а успехи Комитета общественной безопасности в отправке людей на гильотину приводили их в ужас.


Впрочем, г-н Пестель жестокостей не чурался. Внимание! Чтобы вызвать в солдатах ненависть к правительству, он проявлял к ним крайнюю жестокость . Слово Горбачевскому, декабристу, члену «Общества соединенных славян» : «Вятского полка командир Пестель никогда не заботился об офицерах и угнетал самыми ужасными способами солдат, думая сим возбудить в них ненависть к правительству. Вышло совершенно противное. Солдаты были очень рады, когда его избавились, и после его ареста они показали на него жалобы. Непонятно, как он не мог себе вообразить, что солдаты сие угнетение вовсе не отнесут к правительству, но к нему самому: они видели, что в других полках солдатам лучше, нежели им; следовательно, понимали и даже говорили, что сие угнетение не от правительства, а от полкового командира».
Все попытки Пестеля объединить Северное и Южное общество под единым руководством встретили дружное сопротивление «северных», так как они были убеждены, что затеяно это объединение с одной целью: отдать всю власть в руки Пестеля. А ручки –то эти были загребущие…Вороват был …Именно за присвоение средств, выделяемых на питание и обмундирование солдат и офицеров и было возбуждено против него – единственного!- уголовное дело. Схема была проста и нам, живущим в сегодняшней России, понятна: вышестоящий чиновник за «откат» закрывал глаза на финансовые махинации Пестеля.

Флигель-адъютант, глава Следственной комиссии по делу о финансовых злоупотреблениях во Второй Южной армии, П. Д. Кисилев задолго до декабрьских событий выражался о Пестеле так: «Действительно много способностей ума, но душа и правила черны, как грязь». Он даже ухитрился написать ка0то политический донос- честно, не шучу!- на неугодного сослуживца Гноевого, называя того , поверите ли, карбонарием, опасным для службы, которую он, Гноевой, всегда критикует. Донос остался без последствий – офицера просто перевели в другой полк, подальше от Пестеля.

Пестель написал прелестный проект управления Россией. Это было бы , в полном смысле этого слова, полицейское государство. В знаменитом и ужасном 3-м отделении работало всего ( задумайтесь! Вспомните страшные рассказы о ужасах тотальной слежки при царизме) около 40 человек, а Пестель, чтобы не мелочиться, предлагал создать Стражу из 50 000 жандармов. Это так, для начала. А еще Высшее Благочиние – сверхтайная полиция, о которой знает только глава государства и глава сего приказа. Ужас-ужас, г-н Пестель!
Ну, разумеется, цареубийство было им предусмотрено и желательно, но только чужими руками . Лунину поручить, например, или Якубовичу…их же потом и казнить можно за цареубийство.

И что интересно, он сразу предупредил своих подельников, как будет себя вести в случае провала бунта, на следствии. Прямо и честно сказал – всех заложу. Так и сделал, хороший, принципиальный человек. На следствии Пестель, нужно отдать ему должное, держался достойно - на коленях не ползал, как иные, не юлил, слезами не обливался. Спокойно и подробно закладывал всех. Вспоминает А. Муравьев: «Когда Северное общество стало действовать очень нерешительно, тогда он объявил, что если их дело откроется, то он не даст никому спастись, что чем больше будет жертв, тем больше будет пользы - и он сдержал свое слово. В Следственной комиссии он указал прямо на всех участвовавших в Обществе, и если повесили только 5 человек, а не 500, то в этом Пестель нисколько не виноват: со своей стороны он сделал для этого все, что мог». Как известно, решение о том, что после смерти Александра I трон наследует не Константин, женившийся на полячке и отрекшийся от наследования престола, а Николай, было окончательно принято Александром I еще в 1823 году. Был подготовлен тайный манифест, назначавший Николая наследником престола. Содержание манифеста было известно узкому кругу людей: Императору, цесаревичу Константину, их матери, митрополиту Филарету, Аракчееву и Голицыну, который переписал документ и оставил его на хранение в 3 местах: Государственном совете, Сенате и Синоде. Разумеется, Николай Павлович и его супруга тоже знали о том, как Император распорядился их судьбой, но точное содержание манифеста было им неизвестно.

И как же принял известие о своем новом положении наследник Николай Павлович?
«Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскую, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной. Тут я осмелился ему сказать, что я себя никогда на это не готовил и не чувствую в себе сил, ни духу на столь великое дело; что одна мысль, одно желание было - служить ему изо всей души, и сил, и разумения моего в кругу поручаемых мне должностей; что мысли мои даже дальше не достигают.

Дружески отвечал мне он, что когда вступил на престол, он в том же был положении; что ему было тем еще труднее, что нашел дела в совершенном запущении от совершенного отсутствия всякого основного правила и порядка в ходе правительственных дел; ибо хотя при императрице Екатерине в последние годы порядку было мало, но все держалось еще привычками; но при восшествии на престол родителя нашего совершенное изменение прежнего вошло в правило: весь прежний порядок нарушился, не заменясь ничем. Что с восшествия на престол Государя по сей час много сделано к улучшению, и всему дано законное течение и что потому я найду все в порядке, который мне останется только удерживать.

Кончился сей разговор; государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться. Вот совершенное изображение нашего ужасного положения. С тех пор часто Государь в разговорах намекал нам про сей предмет, но не распространяясь более об оном; а мы всячески старались избегать оного. Матушка с 1822 г. начала нам про то же говорить, упоминая об каком-то акте, который будто бы братом Константином Павловичем был учинен для отречения в нашу пользу, и спрашивала, не показывал ли нам оный Государь.»
В 1825 году, когда в Петербург прибыл принц Оранский, друг Николая Павловича, Александр I открыл принцу свои намерения, тот был « словно громом поражен». Он пытался убедить Государя, что отречение Константина от правления может быть истолковано неверно, что оно может быть пагубно для империи. Александр остался тверд в своем решении.

Я думаю, можно вполне верить воспоминаниям Николая I. Полнейшее отсутствие честолюбия и стремления к власти он проявил и после кончины Александра I, незамедлительно присягнув Константину. Впрочем, если я буду уходить так далеко от темы, то не закончу никогда.  Итак, престол свободен. Ни Николай, ни Константин не самодержцы. Как только Петербург узнал о смерти Александра I, власти и войска начали присягать Константину. 27 ноября присягнул ему и Николай. Константин, со своей стороны, присягнул Николаю. Началась гонка фельдъегерей из Петербурга в Варшаву, где жил Константин как наместник Польши, и обратно. Николай просил Константина приехать в Петербург и сесть на трон. Константин отказывался. И даже сказал « Удавят, как батюшку». Страшным местом был русский престол в те года. "Корону подносят, как чай, а никто не хочет", - острили в Петербурге. Несомненно, наследник престола не желал нарушать Закон о престолонаследии, и честь не позволяла ему принять корону, пока остается хоть малейшее сомнение. Как писал В.А.Жуковский , началась трехнедельная борьба « не за власть, а за пожертвование чести и долгу троном». В конце концов, Николай решился и назначил на 14 декабря переприсягу.

Эти странные интриги, плетшиеся в дни безвластия! Начнем с того, что о заговоре было известно, более того, были отлично известны имена главных заговорщиков. Еще летом 1825 г. Александр I получил от унтер-офицера 3-го Украинского уланского полка И.В. Шервуда сообщение о широком противоправительственном заговоре на юге. 17 июля 1825 г. Шервуда доставили в Петербург, и в тот же день он был принят императором. Александр спрашивал, как велик заговор и легко ли его будет раскрыть. Шервуд отвечал, что "по духу и разговорам офицеров вообще, а в особенности во 2-й армии, заговор должен быть распространен довольно сильно" и что он имеет сведения об участии в нем его знакомого - Ф.Ф. Вадковского.

О слышанном от Вадковского Шервуд донес А.А. Аракчееву, а тот - Александру I. Выехав I сентября 1825 г. из Петербурга в длительное путешествие по России, император получил это донесение уже в Таганроге. 11 октября он передал полученные бумаги начальнику Главного штаба И.И. Дибичу, который, однако, отнесся к ним скептически и уверял его, что все это "выдумки" и "кончится вздором". Но Александр I отвечал ему: "Ты ошибаешься. Шервуд говорит правду, я лучше вас знаю людей".

Уверенность Александра легко объяснима: к этому времени в его руках был еще один донос, подтверждавший существование в армии обширного заговора. А.К. Бошняку, агенту начальника южных военных поселений генерала И.О. Витта, удалось проникнуть в тайное общество. В августе 1825 г. Витт отправил донесение об этом Александру, а 19 октября был принят им в Таганроге. Судя по всему, императору была представлена картина заговора, охватившего чуть ли не всю армию. Как писал впоследствии Дибич Николаю I, Витт сообщал, что тайное общество "значительно увеличилось", что "18-я пехотная дивизия в особенности заражена сим духом и что в оной играет главную роль командир Вятского пехотного полка Пестель". В числе "деятельнейших" членов Витт назвал М.Ф. Орлова, В.Л. Давыдова, Н.А. Крюкова, В.Н. Лихарева, Н.М. Муравьева, Н.А. Бестужева, К.Ф. Рылеева.

После смерти Александра I при разборе его бумаг была обнаружена написанная его рукой записка, не имевшая ни адресата, ни даты. "Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма, - говорилось в ней, - разлит или по крайней мере сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по различным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров для распространения своей партии. Ермолов, Раевский, Киселев, Мих. Орлов, гр. Гурьев, Дмит. Столыпин и многие другие из генералов, полковников, полковых командиров; сверх сего большая часть разных штаб- и обер-офицеров".

Как только была обнаружена эта записка, стали выяснять, кому она предназначалась и для чего была написана. 18 марта 1826 г., в разгар следствия по делу декабристов, ее послали вел. кн. Константину Павловичу в Варшаву. Возвращая ее, тот написал 26 марта Дибичу: "Хотя покойный государь император изволил часто говаривать со мною о подобных обстоятельствах, но об сей записке я не знал, а полагаю, что она следовала или к графу Алексею Андреевичу, или к князю Александру Николаевичу Голицыну". "О заговоре кричали на всех перекрестках", - писал Пушкин.
Естественно, что знавшей о таком серьезном заговоре в армии Константин категорически не желал принять корону. Это, конечно, мои домыслы, но всё-таки – ему БЫЛО страшно. Для Николая восхождение на трон было тяжелым долгом, от исполнения которого он не мог уклониться.Так что же происходило в Петербурге? Как могло случиться, что полиция не желала ( несмотря на прямые указания Императора) арестовывать заговорщиков? Какова роль генерал-губернатора Петербурга графа Милорадовича, знавшего о заговоре и не принимавшего никаких мер для его пресечения? Последнее особенно интересно, учитывая, что при допросах главарей декабристов упоминался некий ( неназванный) «глава заговора», от которого они получали важные сведения( сразу отсылаю к книге Владимира Брюханова «Заговор Милорадовича», которую найти на своих захламленных книжных полках не могу, но уверяю, документы там приводятся очень интересные) . А ведь именно Милорадович потребовал, чтобы Николай, который знал об отречении Константина, немедленно присягнул. По сути дела, это был военный переворот. Переворот, организованный графом Милорадовичем.
Незадачливый "диктатор" декабристов князь С.П.Трубецкой в своих мемуарах рассказал, что "как только Николай получил известие о болезни императора, пригласил к себе Милорадовича и представил, что в случае кончины императора он... должен наследовать. Милорадович ответил наотрез, что великий князь Николай не может и не должен никак надеяться вступить на престол". "Войско припишет дело измене, и гвардия решительно откажется принести присягу", - объявил генерал-губернатор. Другими словами, Милорадович почти открыто обвинил Николая в заговоре... И, пригрозив бунтом гвардии, которая всецело ему подчинялась, не оставил ему никаких шансов. Генерал-губернатор действовал не один: его поддержали гвардейские генералы А.Л.Воинов и К.И.Бистром (позднее Николай припомнит им "довольно странное, даже непозволительное" поведение 14 декабря, когда они, по сути, ничего не сделали, чтобы помочь императору подавить мятеж).
Интересный диалог приводит в своих воспоминаниях Р.М.Зотов, служащий Театрального управления. Известный драматург князь А.А.Шаховской спросил Милорадовича:
- Если Константин Павлович настоит на своем отречении, ваша присяга будет как бы вынужденная. Вы очень смело поступили.
- Имея шестьдесят тысяч штыков в кармане, можно говорить смело, - ответил генерал-губернатор.
Не исключено, что именно этот "довод" Милорадович привел и Николаю.Ну, что же, всегда правы большие батальоны...
Когда в 1820 года происходит "семеновская история, Император был убежден, что восстание Семеновского полка - дело рук тайного общества. И такое общество действительно существует - это "Союз благоденствия". На стол генерал-губернатору ложатся списки его руководителей - подробный донос сделал Михаил Грибовский, перечисливший, как он выразился, "корифеев революционной партии" поименно (первым номером в его списке значился давний знакомец Милорадовича Николай Тургенев, под вторым номером фигурировал адъютант графа Федор Глинка!). И тут происходит самое интересное. Милорадович проводит расследование. Взбунтовавшиеся солдаты подвергаются жесточайшим наказаниям. Однако никто из членов "Союза благоденствия" не пострадал. "Объяснить этот факт логично мы затрудняемся", - признавался биограф Александра I великий князь Николай Михайлович.


Положение наследника было очень непрочно.
Гвардия хотела Константина – Николая не слишком любили, а Константин был свой среди гвардейцев. В 1799 году Константин участвует в Итальянском и Швейцарском походах А.В.Суворова. (Тогда и произошло его знакомство с Милорадовичем - в своих письмах цесаревич неоднократно благодарил генерала за службу.) Константин принимал участие во всех войнах с Наполеоном. Правда, после Аустерлица великий князь принадлежал к сторонникам мира с Францией. Но когда Наполеон напал на Россию в 1812 году, цесаревич принял командование гвардией. Сражался достойно, получив золотую шпагу "За храбрость". Таким образом, даже гвардейцы, не участвовавшие в заговоре , направленном на свержение монархии, могли не поддержать Николая Павловича. Наконец, Константин имел свою "партию" из числа приближенных. Руководителем его администрации был граф Н.Н.Новосильцев, разработавший проект конституции для России - "Государственную уставную грамоту". Среди сторонников цесаревича был "проконсул Кавказа" Ермолов. А в Варшаве даже возник целый заговор приближенных к наместнику лиц, поставивших своей целью "насильно возвести его на престол".


Вообще, с Константином все обстояло очень непросто. Интересную проговорку допустил в своих воспоминаниях граф Мариоль, воспитатель детей великого князя: "После того, как события разыгрались в Петербурге, великий князь Константин признался мне, что знал о заговоре". "Стоит кинуть брандер в Преображенский полк, и все воспламенится", - говорил он своему двоюродному брату принцу Евгению Вюртембергскому в ноябре 1825 года. А Денис Давыдов писал, что "однажды цесаревич сказал некоторым из своих окружающих о возможности для него вступить на престол: "Я эту шапку и сам надеть сумею".


Разветвлённый заговор в армии. Двусмысленное поведение высших сановников.
Николай Павлович, практически, один. Против нескольких заговоров. Всё решится 14 декабря. 12 декабря от Константина, находившегося в Варшаве, пришло официальное подтверждение его отречения от престола. Тотчас последовал манифест о воцарении императора Николая I, и была назначена "переприсяга". Декабристы были хорошо информированы о том, что происходило при дворе и в правительстве: один из них (С. Г. Краснокутский) был обер-прокурором Сената, другой (А. И. Якубович) был на короткой ноге с петербургским генерал-губернатором М.А. Милорадовичем, а Г.С. Батеньков пользовался доверием самого авторитетного и осведомленного из членов правительства М.М. Сперанского. Не говоря уже о том, что , возможно, Милорадович и был тем самым «тайным главой» заговора, который подробно информировал главарей обо всем, что происходит во дворце. Узнав, что на 14 декабря назначена переприсяга, члены Северного общества решили: медлить больше нельзя. 10 декабря они избрали диктатором восстания полковника лейб-гвардии Преображенского полка кн. С.П. Трубецкого ( Рюриковича, между прочим!!), 12 декабря на квартире К.Ф.Рылеева члены тайного общества разрабатывают план выступления. Приглашают возглавить восстание двух новых членов - А.Якубовича и А.Булатова. В это время Великий князь Николай Павлович получает сообщение о разветвленном заговоре. Он вызывает М.А.Милорадовича и поручает ему арестовать мятежников. Но Милорадович бездействует. Ну, у него есть на это свои причины. Вечер 13 декабря: подпоручик Ростовцев, член тайного общества, приезжает к Николаю Павловичу, рассказывает о возможном выступлении. О своем визите к Великому князю он сообщает Рылееву. Мятежникам становится ясно, что отступать некуда. И тут происходит раскол внутри тайного общества - Якубович и Булатов решают выйти из игры. Это Якубович-то, орел, герой, которому поручено было самое ответственное дело: ворваться во дворец и арестовать царскую семью. И желательно – убить Николая. Очень желательно. Каховский – тот прямо говорил за два дня до мятежа: «С этими филантропами ничего не сделаешь, тут просто надобно резать, да и только!» .
Так никто и не возражал, только никто руки пачкать не хотел. Впрочем, именно Якубович на совещании у Рылеева вечером 13-го декабря предложил «альтернативный вариант» восстания: просто «разбить кабаки, позволить солдатам и черни грабить, потом вынести из какой-нибудь церкви хоругви…». Правда, Штейнгель напомнил расходившемуся Якубовичу, что в столице «90 тысяч одних дворовых», и в случае всеобщего пьяного бунта могут пострадать их же собственные родные и близкие. Идея взбунтовать народ была, к счастью, отвергнута. Стройный план выступления рухнул., но и отступать было некуда; уже был арестован на юге Пестель, а все знали, что слово свое он держит, обещал всех заложить –значит, заложит. Рылеев сказал: "Ножны сломаны, и сабель не спрятать". Все согласились с ним. "Мы умрем! Ах, как славно мы умрем!” - пафосно кричал Одоевский ( опять же, Рюрикович)



[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]
Мамонт
Мамонт
Вице-канцлер

Сообщения : 1611
Дата регистрации : 2013-03-08
Возраст : 60
Откуда : Российская империя

https://calligraphy.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

Тайны восстания декабристов Empty Re: Тайны восстания декабристов

Сообщение автор Мамонт Чт Июн 20, 2013 2:51 pm

Наступило утро 14 декабря (27 по новому стилю). В этот день Николай должен был принимать присягу подданных на верность. "Участь страшная, жертва тяжкая, - признавался он 12 декабря в письме графу Дибичу. - Послезавтра я или государь, или без дыхания. Я жертвую собой для брата. Счастлив, что как подданный исполняю его волю. Но что будет с Россией?" Николай знал от доносчиков о заговоре против него. Как деду и отцу, царствование могло стоить ему жизни. Николай Павлович не мог не понимать, что рискует не только свой жизнью, но и жизнью своей семьи. Но он был должен выполнить волю брата, приняв корону ради России. Итак, Николай счел себя обязанным царствовать.
Великий князь Михаил, несколько раз просивший у брата позволения попробовать убедить мятежный полки ( ведь он был шефом Московского полка), наконец, убедил государя и выехал на площадь, чтобы обратиться к ним, «щадя кровь мятежных матросов гвардейского экипажа»
И тут Кюхельбекер, которого в этот день просто одолевала жажда убийства, целится в него. Но, к счастью, «увидев его целящим в Михаила, на него накинулись трое матросов из мятежного флотского экипажа и выбили оружие.» Все трое известны поименно — Дорофеев, Федоров, Куроптев. Пистолет упал в снег, порох подмок. Тираноборство не состоялось.
В это время в Зимнем у окна стоят 2 женщины. Мать Императора и его жена. Рядом – семилетний наследник, цесаревич Александр. « Мы были как бы в агонии,» - вспоминала Александра Федоровна. Они видели, как пронеслась мимо конная гвардия – на чей они стороне? Как пытался прорваться во дворец отряд Панова. Смотрели, как их дорогой Николай один, без охраны, пошел в толпу, чтобы прочесть свой Манифест и разъяснить его народу ( это вам не декабристы, которые до разъяснений не снисходили) . Евгений Вюртембергский, пришедший с площади, сказал, что не смеет скрывать от них : ситуация очень плоха, большая часть войск не подчиняется, полки отпадают один за другим. Императрица, в ужасе за жизнь Николая, мысленно стала готовиться к смерти, моля Бога о помощи и милости. Николай Павлович, не на минуту не теряя присутствия духа, делал все, чтобы избежать кровопролития. Милорадович отдал приказ конной гвардии седлать коней. Правда, конногвардейцы не торопились покидать казармы, и граф Милорадович, потеряв терпение, потребовал лошадь, чтобы ехать к бунтовщикам "Впрочем, я очень рад, что конногвардейцы не поторопилась выезжать; - сказал он,- я без них один уговорю московский полк, тут должны быть одни повесы, да и не надо, чтобы кровь пролилась в день вступления на престол государя".
«"Бунтовщики, увидя его, сделали ему на караул и кричали: "ура!" Граф вынул шпагу и, показывая им, говорил: "что шпага эта подарена ему цесаревичем Константином Павловичем в знак дружбы - уверял их, что цесаревич отрекся от престола и ни под каким видом не хочет царствовать; неужели, заключил он, я изменю моему другу?"» . Граф призывает бунтовщиков вернуться в казармы и присягнуть Николаю. Судя по всему, призыв популярнейшего генерала, героя войны 1812 года, храбреца «крылатого» Милорадовича поколебал солдат, поэтому…Каховский стреляет в него ( в спину, по-декабристски!). А Одоевский, выхватив ружье у солдата, ударяет штыком в спину. ( он потом, на следствии, будет изворачиваться, юлить, рассказывать глупейшую историю типа «поскользнулся, упал, очнулся гипс штык в спине Милорадовича»). Солдат пытается убедить вернутся в казармы генерал Воинов – стреляют и в него. Митрополита, вышедшего с крестом увещевать бунтовщиков, едва не зарубили саблями.
"Шум и крик, - по свидетельству Николая Павловича, - делались беспрестанными, и частые выстрелы перелетали через голову. Наконец народ начал также колебаться, и многие перебегали к мятежникам, пред которыми видны были люди невоенные. Одним словом, ясно становилось, что не сомнение в присяге было истинной причиной бунта, но существование другого, важнейшего заговора делалось очевидным".
"И вся сия толпа, - пишет Николай, - прошла мимо меня, сквозь все войска, и присоединилась без препятствия к своим..."
"К счастию, что сие так было, ибо иначе бы началось кровопролитие под окнами дворца, и участь бы наша была более чем сомнительна".
Многое было непонятно в поведении и тех батальонов, которые были в распоряжении Николая. Артиллерия, например, явилась без снарядов, и пришлось посылать за ними в лабораторию, и тогда привезли всего только три снаряда. Послали еще раз, и дежурный офицер отказался выдать, потому что не было официальной бумаги. На все это уходило время.
Такой вот шпиён Якубович. А грозился себя не пожалеть, но поразить деспота кинжалом. Видел Николай и уходящий от Зимнего отряд Панова . На окрик Императора "стой!" они гаркнули: "Мы за Константина". В эту минуту жизнь Николая была на волоске. Потеряй он самообладание хоть на секунду, завязался бы бой. Но со свойственным ему хладнокровием царь велел пропустит их на Сенатскую площадь.
Становится ясно, что план восстания сорван, что никто больше не придет, поддержки ждать неоткуда.
Не могу не привести пример обычной декабристской честности и нелживости. Когда Николай во главе преображенцев шел навстречу конной гвардии, он увидел слева от себя « офицера Нижегородского драгунского полка, которого черным обвязанная голова, огромные черные глаза и усы и вся наружность имели что-то особенно отвратительное".
Это был Якубович.
- Я был с ними, но услышав, что они за Константина, бросил и явился к вам, - сказал он, дерзко смотря в глаза Николаю.
"Я взял его за руку, - пишет Николай, - и сказал: "Спасибо! Вы ваш долг знаете". От него узнали мы, что Московский полк почти весь участвует в бунте, и что с ними следовал он по Гороховой, где от них отстал. Но после уже узнано было, что настоящее намерение его было под сей личиной узнавать, что среди нас делается, и действовать по удобности"
Началось долгое стояние на площади. Итак, на Сенатской площади стоят в каре солдаты, обманутые своими командирами. Стоят, как им кажется, за правое дело: они ждут приказа , чтобы освободить законного Императора , которому присягнули , и великого князя Михаила Павловича. Ну, и , наверно, где-то с ними в темнице , закованная в кандалы и никому пока не известная «Конституция». Умные господа офицеры не стали морочить подчиненным головы объяснениями, и солдаты пребывали в наивной уверенности, что Конституция – странное, иноземное имя супруги Константина Павловича, которую, не беда, окрестят перед коронацией. Каховский словно обезумел. Полковник Стюрлер пытается убедить солдат уйти — и Каховский стреляет в него в упор, а князь Оболенский, нежнейшей души человек, добивает полковника саблей. Вслед за тем Каховский совсем уж ни с того ни с сего ранит кинжалом какого-то свитского офицера — тот отказался кричать «Ура!» Константину. Кровь льется. Благородные герои используют все : и сабли, и пистолет, и кинжал.
Но там стоит в безукоризненном порядке, с заряженными ружьями, лейб-гвардии саперный батальон. Тысяча человек. Силы примерно равны, но Панов не решается на атаку. Он уводит своих людей на площадь. Потом, на следствии, он будет рассказывать, что во двор зимнего забежал случайно…И правда, разберешь разве – то ли дворец, то ли сарай какой… Его вранье тогда же было разбито в пух и прах свидетельскими показаниями. Все его поведение свидетельствовало о том, что гренадер он привел к Зимнему умышленно . Но спасли саперы. Семья Николая в заложники не попала.
И какое же счастье, что Николай Павлович оставил во дворе Зимнего своих верных саперов! Потому что ко дворцу бежит поручик Панов во главе девятисот гренадер . Он врывается во двор Зимнего дворца, где нет самого Николая, но осталась вся его семья. Сначала он уговаривает караульных пропустить его по-хорошему, но, встретив отказ, мятежники попросту отбрасывают заметно уступающих им в численности часовых. Итак, они врываются во двор…
Саперам Император мог доверить свою семью. Убедившись, что семья в безопасности, Николай Павлович «без всякой свиты, в одном мундире и ленте, вышел на дворцовую площадь, где был мгновенно окружен стекавшимся отовсюду народом, взволнованным смутными городскими слухами о возмущении войск, будто бы отказывающихся присягнуть императору Николаю Павловичу, желая пребыть верными Константину Павловичу. Высочайший манифест о вступлении на престол, напечатанный ночью, был прочитан в церквах довольно поздно, после обедни, перед молебствием и только весьма мало экземпляров его было роздано в народе, а потому большинству населения было совершенно неизвестно отречение от престола Константина Павловича. Государь, узнав об этом от окружавших его лиц, взял у одного из них печатный экземпляр манифеста и стал сам громким голосом читать его народу, подробно объясняя ему при том его содержание. Многочисленная толпа, по окончании чтения манифеста, огласив воздух радостными криками "ура!", стала бросать вверх шапки.
Ближайшие к нему из толпы падали на колени, целовали руки и ноги его, и вся масса народа кричала, что не выдаст его и разорвет на части всех тех, кто осмелится восстать против него. Государь, тронутый этими изъявлениями преданности к нему народа, громким и внятным голосом поблагодарил его за изъявления любви; но, вместе с тем, запретил, словом или делом, вмешиваться в распоряжения правительственных властей, которым одним должно быть предоставлено унять волнения и привесть к покорности бунтовщиков.»
Впрочем, до этого пока далеко. Сейчас во дворе Зимнего выстаивается лейб-гвардии саперный батальон, шефом которого является сам Николай, знающий всех офицеров и солдат лично.. Так вспоминает об этом генерал-лейтенант В. И. Фелькнер:».
Первое чувство удивления при этой внезапной перемене в престолонаследии сменилось чувством радости, когда мы узнали, что великий князь Николай Павлович, генерал-инспектор по инженерной части, шеф лейб-гвардии саперного батальона, которого все чины, от командира до последнего солдата, искренне любили и были беспредельно преданы, сделался нашим императором. Он также сердечно любил своих саперов…
Когда командир 1-й саперной роты, штабс-капитан Квашнин-Самарин, посланный для принесения из аничковского дворца батальонного знамени для присяги, подходил с 1-м взводом к казармам, в последний въехали ехавшие очень быстро, в санях, два офицера гвардейской конной артиллерии, привели его тем в беспорядок, кричали саперам: "братцы, не присягайте! Вас обманывают!" и затем скрылись из виду.»
На деле же удалось взбунтовать около 3 тысяч, но и это была немалая сила. Но все идет не так. Якубович в 5 утра отказался от «царейбийственного кинжала» , Булатов не пошел в Петропавловскую крепость. И что самое глупое, диктатор Трубецкой так и не появляется на площади. Он прячется тут же, неподалеку, за углом Главного штаба, созерцая происходящее, как самый обычный зритель. Осторожно так наблюдая, чтобы вовремя смыться в безопасно место - в дом своего родственника - австрийского посла. Рылеев очень быстро исчезает с площади, громко объявив, что «идет искать Трубецкого» — да так и не вернется более. Лишь около 4 часов дня декабристы выбрали - тут же, на площади, - нового диктатора, тоже князя, Е.П. Оболенского ( Рюриковича, конечно) Однако время уже было упущено: Николай пустил в ход "последний довод королей".
Хвощинский, однако, отказывается — и получает три сабельных удара от Щепина. Солдаты направляются к Сенату.
Главные силы повстанцев (лейб-гвардии Московский, Финляндский и Гренадерский полки) во главе с диктатором Трубецким должны были собраться на Сенатской площади у здания Сената, не допустить сенаторов до переприсяги и принудить их (если потребуется, силой оружия) издать "Манифест к русскому народу". Тем временем другие полки (Измайловский и гвардейский Морской экипаж) под командованием капитана А.И. Якубовича захватили бы Зимний дворец и арестовали царскую семью. Всего в Петербурге декабристы рассчитывали поднять шесть гвардейских полков численностью в 6 тыс. человек.
Щепин-Ростовский бьет Фредерикса саблей по голове сзади. Затем сабельным ударом сбивает наземь Шеншина и еще долго бьет лежащего. Само благородство!… Потом, с каторги, он будет писать Николаю исполненные скулежа прошения, уверяя, будто ни к какому заговору не принадлежал, и все «случилось по воле обстоятельств»…Ни-ни, ничего не делал его сиятельство!
Остается Хвощинский. С ним ситуация несколько сложнее — в свое время, давно, и он, как многие, похаживал на заседания тайного общества. И помнящий об этом Бестужев пытается уговорить его примкнуть к мятежу (у бунтовщиков маловато старших офицеров, а полковник Хвощинский в столичной гвардии пользуется авторитетом).
Штабс-капитан князь Щепин-Ростовский полосует их саблей — ранен солдат Красовский, унтер Моисеев. Когда две мятежные роты (две из шести) все же покидают казармы, наперерез бегут подоспевшие старшие командиры: бригады — генерал Шеншин, полка — генерал Фредерике, батальона — полковник Хвощинский. Пытаются остановить…
14 декабря, рано утром к новому императору явился с докладом генерал-адъютант Бенкендорф. Николай Павлович сказал ему: "Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг".
Кому-нибудь еще жалко г-д бунтовщиков?
Рано утром присягу приняли гвардейские генералы и полковые командиры. Им Николай объявил: "Если буду императором хотя на один час, то покажу, что был того достоин" Присягнул лейб-гвардейский саперный полк: « все штаб и обер-офицеры и нижние чины лейб-гвардии саперного батальона были приведены к присяге Николаю Павловичу, на батальонном дворе, в присутствии командира батальона, который, быв, в 5 часов утра, потребован в штаб гвардейского корпуса, одновременно с другими начальниками гвардейских частей, присягнул новому государю в малой дворцовой церкви зимнего дворца и привез в батальон манифест о вступлении на престол императора Николая Павловича, с приложенными к нему письмами об отречении от престола августейшего его брата, которые полковник Геруа и прочел перед приведением батальона к присяге.»
В 7 утра присягнул Сенат. Милорадович сообщил, что присягнули кирасиры Орлова. Все, казалось бы, шло хорошо, но …
Когда около 9 утра для принятия присяги были выстроены Московцы, два офицера : Михаил Бестужев и князь Щепин-Ростовский ( еще один Рюрикович)- принялись за то, что мы называем агитацией. Они кричали, что солдат обманывают, что законный Император – Константин, что присягать одному, а потом другому – святотатство «"Присягнув одному государю, тут же присягать другому - грех!"», что полк должен выступить в защиту своего Императора. Как не поверить своим офицерам? Как отречься от данной присяги? Тем более, когда рассказывают такие страшные вещи: цесаревич Константин не отказывался добровольно от престола, а злодейски схвачен узурпатором Николаем, закован в цепи и ввергнут в сырое узилище. А высочайший шеф Московского полка, великий князь Михаил ехал, дескать, поднять своих верных солдату шек на помощь брату, но был схвачен на городской заставе тем же узурпатором и тоже посажен в железа… Полк отказывается переприсягать, заряжает ружья и готов выступить за « Константина и жену его Конституцию!». Но солдаты, стоящие у знамен, отказываются отдавать стяги.
Ночью,не дождавшись приезда Михаила, которого он очень хотел видеть вместе с собой в Совете, Николай пошел туда один и зачитал свой Манифест о восшествии на престол. Когда он вернулся, его приветствовали как Императора. Нерадостной была эта ночь, она была полна самых страшных предчувствий. Императрица плакала в своем кабинете, когда Николай зашел к ней, помолился и сказал:: «Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество, если придется умереть.» Императрица поклялась умереть достойно, если придется. Это были первые часы царствования Императора Николая I
 Как рано темнеет в конце декабря… Времени только 3 часа, а уже близятся сумерки, а следом ночь, и никто не может знать, что произойдет ночью в городе, где 3 тысячи вооруженных военных готовы свергнуть Императора. Это только те, кто на площади, но откуда Николаю Павловичу знать, кто еще замешан в заговоре, какие силы возьмут верх к утру. Собрашиеся толпы людей, кто знает, могут примкнуть к бунтовщикам, и что ждет тогда Россию?
Николай решается. Но прежде, рискуя жизнью, выезжает на площадь, чтобы удостовериться, нельзя ли, окружив толпу, принудить мятежников к сдаче без кровопролития. 
Дело в том, что царь, лично командуя прибывающими верными войсками, старался так расположить их, чтобы , окружив взбунтовавшиеся полки заставить сдаться, не проливая крови, которую г-да декабристы лить не считали грехом. Но-увы,- это оказывается невозможным, и царь отдает кавалерии приказ к атаке. Но на площади почти нет снега, всё покрыто льдом. Кони скользят, кавалергарды атакуют раз за разом, но безрезультатно. А кто это там, в рядах атакующих ? Да заговорщик, самый что ни на есть активный участник тайного общества Анненков – блестящий кавалергард лихо атакует собственных сообщников! Вероятно, он полагает, что его участие в заговоре не раскроется. А напрасно он так думает: соратники заложили его сразу же. Правда, сообщников-то на площади уже нет – сбежали или вовсе не явились, как Трубецкой, барон Штейнгель и Батеньков. Рылеев еще в самом начале восстания пошел искать избранного диктатора, да так и не вернулся. Накинув солдатскую шинель, растворился в толпе Панов. Исчезли где-то в переулках Якубович и Глебов.. Свистунов, еще один кавалергард, уехал от греха в Москву еще до начала бунта.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]

Кто же стоит на площади? Обманом завлеченные солдаты! Подвезли пушки, но Николай Павлович не может принять окончательное решение стрелять. Хотя… тяжело ранены заговорщиками верные Николаю солдаты и офицеры, убит Милорадович, великого князя Михаила пытались убить, семья не попала в руки бунтовщиков только благодаря предусмотрительности царя. И в первый ( но не а последний) раз у Императрицы случился приступ болезни, которую тогда называли «трясучкой». Думаю, что ужас, пережитый ею в этот день, был и причиной развития туберкулёза. Генерал-адъютант Васильчиков обратился к Николаю: «Ваше величество, нельзя терять ни минуты; ничего не поделаешь: нужна картечь!»
Но Николай Павлович до последнего пытался щадить своих мятежных подданных. «Я предчувствовал сию необходимость, но, признаюсь, когда настало время, не мог решиться на подобную меру, и меня ужас объял.- Vous voulez que je verse 1е sang de mes sujets 1е premmier jour de mon renge? (Вы хотите, чтобы я пролил кровь моих подданных в первый день моего царствования?) - отвечал я Васильчикову.
- Pour sauver votre Empire. (Чтобы спасти вашу империю.) - сказал он мне.
Эти слова меня снова привели в себя; опомнившись, я видел, что или должно мне взять на себя пролить кровь некоторых и спасти почти наверно все; или, : пощадив себя., жертвовать решительно Государством» Опять – долг. Можно пощадить себя, не проливать кровь, не принимать тяжелого решения, отречься, отдать Россию в смуту, или , пожертвовав собой, перешагнув через себя, сохранить страну. Но и тут он не терял надежды на благоразумие бунтовщиков «Вся во мне надежда была, что мятежники устрашатся таких приготовлений и сдадутся, не видя себе иного спасения. Но они оставались тверды; крик продолжался еще упорнее. Наконец, послал я генерал-майора Сухозанета объявить им, что ежели сейчас не положат оружия, велю стрелять. Ура и прежние восклицания были ответом и вслед за этим - залп.» Как вспоминал Михаил Павлович, «Нельзя было более колебаться и - командное слово раздалось! Картечь на таком близком расстоянии произвела ужасное опустошение, и в числе самых первых жертв пало несчастное дитя, флейтщик морского экипажа. Тогда толпа, сжатая с обеих сторон, в одно мгновение рассыпалась; все бежали в разных направлениях, и площадь, миг перед тем кипевшая народом, совершенно очистилась скорее, нежели сколько нужно нам было, чтоб написать эти строки.»
Трагедия окончена. Начинается балаган. Тем отвратительнее трусость декабристских вожаков, что русские генералы, офицеры и солдаты всегда демонстрировали полноейшее презрение к смерти и беспримерную храбрость.
Вот люди " с другой стороны"
Ославленный советскими историками как сатрап и давитель свободы генерал Бенкендорф.
Материал из "Военной энциклопедии"
Род. в 1783 г. В 1803 г., командированный в Грузию, к князю Цииианову, участвовал во взятии крепости Ганжи и делах с лезгинами. В войну 1806-1807 гг. участвовал в сражении под Прейсиш-Эйлау, а затем принял участие в войне с Турцией и в сражении под Рущуком 22 июня 1811 г. во главе Чугуевского уланского полка бросился на неприятеля, обошедшего наш фланг, и опрокинул его; за этот подвиг был награжден орденом св. Георгия 4-й степени. В войну 1812-1814 гг. проявил выдающиеся качества боевого кавалерийского генерала. Командуя авангардом в отряде Винценгероде, участвовал в сражении при Велиже, а затем с 80 казаками установил связь главных наших сил с корпусом Витгенштейна и произвел смелое и искусное движение на Волоколамск, напав на неприятеля и взяв в плен более 8 тысяч человек; по обратном занятии Москвы, будучи назначен комендантом ея, он захватил 3 тыс. французов в плен и отбил 30 орудий. При преследовании французской армии до Немана состоял в отряде генерал-адъютанта Кутузова и взял в плен более 6 тысяч человек и 3 генералов. В 1813 г. получил в командование отдельный летучий отряд, с которым в Темпельберге разбил неприятельскую партию и взял в плен 48 офицеров и 750 нижних чинов, за что был награжден орденом св. Георгия 3 степени. Принудив капитулировать город Фюрстенвальде, переправился через Эльбу у Гасельберга, взял Вербен и занял Люнебург. За трехдневное прикрытие своим отрядом корпуса графа Воронцова получил золотую с бриллиантами шпагу. В битве под Лейпцигом командовал левым крылом корпуса Винценгероде, а после нея был отправлен с отдельным отрядом в Голландию, где быстро очистил от неприятеля Утрехт и Амстердам и взял ряд крепостей и более ста орудий. По освобождении от неприятеля Голландии перешел в Бельгию, занял Лювен и Мехельн. В сражении под Краоном командовал всею кавалерией, а при Сен-Дизье — левым крылом».
Каково? Когда Бенкендорф закончил войну в Париже, ему было всего тридцать. Вот вам классический, без всяких кавычек, герой двенадцатого года!
Милорадович. Какова бы ни была его роль в заговоре, это был храбрец из храбрецов.
Михаил Андреевич Милорадович родился в 1771 году. По обычаям того времени его еще в детстве записали сержантом в гвардию. Однако затем Михаила послали учиться в университеты Геттингена и Кенигсберга, где он слушал лекции великого Иммануила Канта. Он изучал военные науки в Страсбурге и Меце - лучших военных училищах того времени. В Париже был представлен королю Людовику XVI и Марии-Антуанетте.
В возрасте семнадцати лет Милорадович принял боевое крещение в войне со Швецией.
Красивый, веселый и остроумный собеседник, он пользовался успехом в петербургском высшем обществе. Заядлый танцор, он не пропускал ни одного придворного бала. Мазурку танцевал, как никто другой...
В 1797 году император Павел I производит Милорадовича в полковники, а менее чем через год назначает шефом Апшеронского мушкетерского полка. Генералом Михаил Андреевич стал в 27 лет.
В октябре 1798 года полк Милорадовича в составе армии А.В.Суворова направился в Италию для борьбы с французами. Уже в первом бою при селении Лекко молодой генерал проявил необыкновенную храбрость и находчивость. В сентябре 1799 года удар отряда Милорадовича предопределил разгром неприятеля на подступах к Сен-Готардскому перевалу.
Год, проведенный Милорадовичем под начальством Суворова, стал для него хорошей школой. А прославленный полководец называл его наряду с П.И.Багратионом своим лучшим учеником.
В 1805 году Россия вступила в новую череду войн. Командуя бригадой в составе армии М.И.Кутузова, Милорадович отличился в боях с французами у Амштеттена и под Кремсом. После Аустерлицского сражения Александр I произвел Милорадовича в чин генерал-лейтенанта. Но европейскую славу Михаил Андреевич приобрел полтора года спустя. Летом 1807 года турецкое командование решило выбить русских из Молдавии и Валахии. В распоряжении неприятеля было два корпуса - в 40 и 13 тысяч человек. Отряд Милорадовича насчитывал лишь 4,5 тысячи штыков. Однако генерал первым перешел в наступление, атаковал корпус Мустафы-паши у селения Обилешти и разгромил его. Турки потеряли три тысячи убитыми, русские - всего триста человек.
С началом Отечественной войны Милорадовичу было поручено формирование резервных войск. Во главе 15-тысячного отряда ополченцев он присоединился к главной армии перед Бородином. Во время сражения командовал 2-м и 4-м корпусами. Действовал, как отмечал Кутузов, "с необыкновенным духом и отличной храбростью".
"Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на эфесе шпаги горит крупный алмаз... Средний рост, ширина в плечах, грудь высокая, холмистая, черты лица, обличающие происхождение сербское, - вот приметы генерала приятной наружности, тогда еще в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато-округлого, веселого, открытого..."
Эти слова были написаны к 27-й годовщине Бородинского сражения его участником - полковником Федором Глинкой (с этим персонажем мы еще не раз встретимся).
Французы сравнивали Милорадовича с самым смелым из своих маршалов - Мюратом. Рассказывали, что однажды Милорадовичу донесли, что Мюрат под обстрелом русских егерей пил шампанское. Милорадович приказал поставить впереди русских постов легкий походный стол и не только выпил шампанского, но и съел обед из трех блюд. За стремительность марш-бросков Милорадовича называли "крылатым". Кутузов писал: "Ты ходишь скорее, чем ангелы летают". "Чтоб быть везде при вашем превосходительстве, надобно иметь запасную жизнь", - говорил крайне ревнивый к чужой славе генерал А.П.Ермолов.
"Он прикрывал отступление Кутузова от Москвы до Тарутина, в сражении под Тарутином командовал всею кавалериею, а затем участвовал в сражении под Малоярославцем. Когда же французская армия, отброшенная назад, бежала по Большой Смоленской дороге, Милорадович был одним из неутомимейших ее преследователей", - писал в своем очерке о полководце Николай Лесков.
22 октября Милорадович разбил под Вязьмой соединенные корпуса принца Богарне, Понятовского, Нея и Даву, на плечах которых ворвался в Дорогобуж, сражался под Красным, у Березины, гнал французов до Вильны. 20 января 1813 года он принудил к сдаче Варшаву. В апреле вступил в Дрезден.
Затем Кульм, Люцен, Бауцен... В Битве народов под Лейпцигом Милорадович командовал гвардией. За победу его наградили орденом Андрея Первозванного. 16 мая 1813 года он разгромил французов при Рейхенбахе и стал графом Российской империи. В день взятия Парижа командовал всеми резервами союзных войск, за что получил крест австрийского ордена Марии-Терезии и прусский орден Черного Орла. Такого иконостаса наград в XIX веке не было ни у одного военачальника...
О Милорадовиче сохранилось неимоверное количество анекдотов и легенд. Похоже, что некоторые из них сочинялись в его походной канцелярии - задолго до нашего века генерал понял необходимость пиара. Им занимался личный адъютант Милорадовича (и замечательный литератор) Федор Глинка.
В 1813 году солдаты русской армии распевали сочиненную Ф.Н.Глинкой "Авангардную песнь":

Здесь Милорадович пред строем,
Над нами Бог, победа с ним;
Друзья, мы вихрем за героем
Вперед... умрем иль победим!..

Было уже три часа пополудни. Стало холоднее. Снегу было мало, и под ногами было скользко. Время от времени из рядов московцев стреляли. В конной гвардии было много раненых.
Надо было что-то предпринимать, и Николай выехал вперед, чтобы осмотреть позиции. "В это время, - пишет он, - сделали по мне залп. Пули просвистели мне через голову и, к счастью, никого из нас не ранило. Рабочие Исаакиевского собора из-за заборов начали кидать в нас поленьями. Надо было решиться положить сему скорый конец, иначе бунт мог сообщиться черни, и тогда окруженные ею войска были бы в самом трудном положении".


Мамонт
Мамонт
Вице-канцлер

Сообщения : 1611
Дата регистрации : 2013-03-08
Возраст : 60
Откуда : Российская империя

https://calligraphy.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

Тайны восстания декабристов Empty Re: Тайны восстания декабристов

Сообщение автор Мамонт Чт Июн 20, 2013 2:54 pm

Николай своей жене в ночь на 14 декабря "Обещай умереть достойно"... Он бы молить не стал. А Трубецкой изобличал себя и других… когда на него даже и голоса не повысили, да кто бы и посмел.  Так прошла ночь. Потрясенный Император понимал, какого размаха достиг военный заговор, сколько офицеров, находившихся в рядах присягнувших войск, были на деле членами тайного общества. Но господа декабристы, что называется, пели соловьями. Я даже не очень понимаю, то ли для того, чтобы преуменьшить свою вину, то ли для того, чтобы и другим было плохо, они называли все новые и новые имена сообщников. Уже прозвучали фамилии Н.С. Мордвинова, сенатора Сумарокова и даже М.М. Сперанского. "Подобные показания рождали сомнения и недоверчивость, весьма тягостные, и долго не могли совершенно рассеяться.". Декабристов, подчеркиваю, никто пальцем не тронул, все признания были сделаны совершенно добровольно.
К утру во дворце объявился с повинной Александр Бестужев-Марлинский в полной форме и одетый щеголем. Скромненько так , робко, как гимназистка, он сказал человеку, смерти которого желал всего несколько часов назад : " Преступный Александр Бестужев приносит вашему величеству свою повинную голову." Император счел, что подобного раскаяния достаточно для того, чтобы быть к писателю снисходительным. Уже на следующий день была учреждена Следственная комиссия, которая работала до мая 1825 года. "…Чтобы искоренить возникшее зло при самом начале, признали мы за благо учредить комитет под вашим председательством, назначив членами: его императорское высочество генерал-фельдцейхмейстера (т.е. Великого князя Михаила Павловича ), генерал-адъютантов: Голенищева-Кутузова, Бенкендорфа и генерал-майора Орлова.
Комитету сему повелеваем:
1)открыть немедленно заседания и принять деятельнейшие меры к изысканию соучастников сего гибельного общества, внимательно, со всею осторожностию рассмотреть и определить предмет намерений и действий каждого из них ко вреду государственного благосостояния; ибо, руководствуясь примером августейших предков наших, для сердца нашего приятнее десять виновных освободить, нежели одного невинного подвергнуть наказанию;
2) производство сего дела и с кем нужно будет переписку весть по секрету от нашего имени;
3) по приведении всего в надлежащую ясность постановить свое заключение и представить нам как о поступлении с виновными, так и о средствах истребить возникшее злоупотребление;
4) правителем дел сего комитета повелеваем быть состоящему при вас по особым поручениям военному советнику Боровкову, а помощниками флигель-адъютанту полковнику Адлербергу и находящемуся при вас 9-го класса Карасевскому.
Возлагая на комитет столь важное поручение, мы ожидаем, что он употребит все усилия точным исполнением воли нашей действовать ко благу и спокойствию государства".

Особенно важным Николай Павлович считал первый пункт этого указа - о предоставлении каждому возможности оправдаться. По воспоминаниям Боровикова, готовившего проект указа, "Государь император, дочитав 1-й пункт, обнял министра и сказал: "Ты проникнул в мою душу; полагаю, что многие впутались не по убеждению в пользе переворота, а по легкомыслию, так надобно отделить тех и других".
Так Император и поступал: он отказался признать вину, даже признанную, молодого князя Суворова, юнкера Лейб-Гвардейского Конного полка. "Суворов не в состоянии изменить своему Государю". Он отправляет к матери поручика Коновницына, "чтобы она его высекла". Впрочем, прежде, чем перейти к следствию, надо, конечно же , рассказать и о том, чем занималось Южное общество. А Южное общество, собственно, к моменту восстания уменьшилось до размеров совершенно исчезающее малых: Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин, вот и все заговорщики. Ну, и обманутые солдаты, куда без этого. Узнав о том, что случилось в Петербурге, они решили, что настал великий час, и бросились поднимать на бунт сообщников, рассказывая, что все побежали, а мы что же северные братья уже поднялись и надо их поддержать. Но…увы… Те, кто на собраниях, за бокалом шампанского так громко и гневно обличал тиранию и ратовал за святую свободу, подниматься на смертный бой не хотели. Уж и не знаю, почему. Горбачевский подробно описывает, как эта парочка металась по округе. А соратники…Пензенский пехотный – не подняли, Саратовский – тоже. Артамон Муравьев, отказался поднимать свой Ахтырский гусарский. Отставной полковник Повало-Швейковский, обещавший поднять на бунт чуть ли не всю Вторую армию, попросту спрятался от опасных визитеров…Впрочем, чуть-чуть революции было в Полтавском пехотном полку. На утреннем построении поручик Троцкий и подпоручик Трусов «обнажили шпаги и, выбежав вперед, закричали:
— Товарищи солдаты, за нами! Черниговцы восстали: стыдно нам от них отстать! Они сражаются за вашу свободу, за свободу России, они надеются на нашу помощь. Пособим им, вперед, ура!»

Командир полка Тизенгаузен отдал приказ, обоих крикунов тут же схватили, связали и отвели на гауптвахту. Тем и кончилась революция в Полтавском полку.
А всё потому, , что надо было про Константина кричать что плохо была проведена разъяснительная работа среди рядового состава.
Но оставалась последняя надежда : Черниговский полк. Одно плохо: командир этого полка, полковник Гебель, решительно потребовал прекратить беспорядки и вернуться в казармы.

То, что происходило дальше, клянусь, страшно описывать. При имени Гебеля выветриваются из головы последние романтические девичьи иллюзии о благородных героях декабрьского восстания, казненных беспощадным царем.
Щепилло бьет Гебеля штыком в живот. Полковник пытается выбежать из избы, но его перехватывает Соловьев и валит на пол Подбегает Кузьмин. Гебеля колют шпагами, штыком, бьют прикладом. Появляется Сергей Муравьев, отвешивает полковнику затрещины.
Каким-то чудом Гебелю удается все же вырваться во двор, но там его догоняет Муравьев и принимается бить ружейным прикладом по голове. Горбачевский вспоминает, что вид окровавленного Гебеля заставил чувствительно го Соловьева «содрогнуться». Соловьев выскочил в окно, чтобы «как можно скорее кончим сию отвратительную сцену»…

Правда, кончить ее Соловьев намеревался весьма оригинально — «схватил ружье и сильным ударом штыка в живот повергнул Гебеля на землю. Обратясь потом к С. Муравьеву, стал его просить, чтобы он прекратил бесполезны» жестокости над человеком, лишенным возможности не только им вредить, но даже защищать свою собственную жизнь».
Это были просто убийцы.
Мучения Гебеля на этом не кончились. Муравьев от него, правда, отстал, но выскочил Кузьмин и вновь принялся рубить шпагой.
Окровавленного полковника бросили посреди улицы, там его подобрал какой-то рядовой, уложил на сани и отвез в дом местного управителя. Муравьев, узнав об этом, намеревался все же нагрянуть туда и Гебеля добить, но от этой идеи пришлось отказаться — управитель собрал к себе в дом немало вооруженных крестьян. Когда полковника перенесли в его дом, группа солдат поняла «свободу» на свой манер. Они ворвались в дом Гебеля и, как сообщает Горбаневский, «оскорбляли несчастную жену своего командира, а некоторые даже предлагали убить ее вместе с малолетними детьми». Сухинову удалось выгнать их из дома, только махая саблей под носом и угрожая по убивать к чертовой матери. Но далась эта победа с превеликим трудом, «солдаты вздумали обороняться, отводя штыками сабельные удары, и показывали явно, что даже готовы покуситься на жизнь любимого офицера». Свобода, свобода, эх-эх, без креста!
О каком-то совершенно извращенном понимании добра и зла свидетельствует то, что на следующий день Муравьев-Апостол послал полкового адъютанта… извиниться перед женой изувеченного Гебеля.

Жена Гебеля велела передать Муравьеву: «Она благодарна и за то, что уже сделано». Достойный ответ. Надеюсь, изверг Муравьев понял его правильно. В целом, все шло по обычному для этих лжецов сценарию. Ничтоже сумняшися, Муравьев смастерил фальшивый приказ, согласно которому он был назначен вместо Гебеля полковым командиром. И объявил, что полк выступает… поддержать законного императора Константина против всевозможных «узурпаторов». И супругу его, Конституцию, конечно. Ничего, черни солгать – пустяк для истинно благородного декабриста.
И повел их новоявленный командир по бездорожью, прямо на правительственные пушки. И всё кончилось так же быстро, как в Петербурге. Все офицеры при этом остались живы, хоть некоторые и получили ранения, а 80 солдат, обманутых ими, мертвы.



[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]
Мамонт
Мамонт
Вице-канцлер

Сообщения : 1611
Дата регистрации : 2013-03-08
Возраст : 60
Откуда : Российская империя

https://calligraphy.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

Вернуться к началу

- Похожие темы

 
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения