Проникновение масонов в Россию. Б. Башилов.

Западные мыслители обычно обвиняют славян, и в том числе русских, в мягкотелости и недостатке мужественности. Утверждают, что русские обладают женственным характером, в противовес европейцам, обладающим волевым. мужским характером. 
Это все выдумки. Вся русская история свидетельствует о большой мужественности русских, о силе их характера. 
Правители России, святые подвижники, "русские открыватели новых земель" — это целая армия крепких, мужественных, волевых людей, одушевленных русским идеалом и двигавших Россию по пути ее победного развития.        "Русскую психологию характеризуют не художественные вымыслы писателей, а реальные факты исторической жизни. Не Обломовы, а Дежневы, не Плюшкины, а Минины, не Колупаевы, а Строгановы, не "непротивление злу", а Суворовы, не "анархические наклонности русского народа", а его глубочайший и широчайший во всей истории человечества государственный инстинкт".

Современники искренно любили царя Алексея Михайловича. Самая наружность царя сразу говорила в его пользу и влекла к нему. В его живых голубых глазах светилась редкая доброта: взгляд этих глаз, по отзыву современников, никого не пугал, но ободрял и обнадеживал. Лицо Государя, полное и румяное, с русой бородой, было благодушно приветливо и в то же время серьезно и важно, а полная (потом даже чересчур полная) фигура его сохраняла величавую и чинную осанку. Однако, царственный вид Алексея Михайловича ни в ком не будил страха: понимали, что не личная гордость царя создала эту осанку, а сознание важности и святости сана, который Бог на него возложил". 
Привлекательная внешность отражала в себе, по общему мнению, прекрасную душу. Достоинства царя Алексея с немалым восторгом описывали лица, вовсе от него независимые, — именно далекие от царя и Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович "такой государь, какого бы желали иметь все христианские народы, но немногие имеют" (Рейтенфельс). Другой ставил царя "на ряду с добрейшими и мудрейшими государями" (Коллинс). Третий отзывался, что "Царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями: и он покорил себе сердца всех своих подданных которые столько же любят его, сколько и благоговеют перед ним" (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей "...Царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь..." (Мейерберг). 

Московская Русь при Тишайшем царе начала отвоевывать у своих вековечных врагов захваченные ими русские земли. Были отняты Юрьев, Двинск, присоединена Малороссия, взяты обратно Могилев, Витебск, Смоленск. 
Война с Польшей (1654-1667 гг.), по оценке В. Ключевского "окончательно определили господствующее положение русского государства в восточной Европе и с нее начинается политический упадок Польши". 
Эти войны велись теми самыми войсками нового строя, создание которых приписывается Петру I . 
Русские цари никогда не опирали своей власти на наемные войска. "Царизм" не знал ни преторианцев, ни янычар и, когда потребовалось, смело перешел к организации армии на демократическом начале всеобщей воинской повинности, 
На Западе при Алексее Михайловиче был разбит вековечный главный враг Московской Руси — Польша; на востоке передовые отряды русских мореходов уже оказались в Америке. 
В 1630 году было приступлено к созданию солдатских, рейтарских и драгунских полков. В 1632 году было уже 6 солдатских полков нового строя. Для обучения солдат, рейтар и драгун были приглашены иностранцы. В том же 1632 году был сформирован первый конный полк нового строя (рейтарский). 
Во время русско-польской войны были сформированы еще два солдатских полка, отдельная солдатская рота и драгунский полк. Всего за три с половиною года было сформировано 10 полков нового строя, общей численностью в 17.000 человек. 
Этим было положено в Московской Руси основание регулярной армии.
"Эти отзывы, — пишет С. Платонов, — получат еще большую цену в наших глазах, если мы вспомним, что их авторы вовсе не были друзьями и поклонниками Москвы и москвичей".

Петр своими реформами почти совершенно разгромил национальную, единственно возможную в тяжелых русских условиях, форму монархической демократии. 
Жертвы понесенные в эпоху революции, оправдываются только в том случае, если революция приносит какое-то благо народу в будущем. Совершенная Петром антинародная, по своему духу революция, никакого блага народу принести не могла и не принесла. Совершенная Петром революция не смогла ни уничтожить духовное своеобразие Руси, ни превратить ее в европейскую страну. 
Подчинив церковь государству, превратив крепостную зависимость в крепостное право европейского типа, внеся чужеродное европейское начало в русское мировоззрение, Петр внес смертельную заразу в душу народа, расколов его на два враждебных духовных типа: русских и полуевропейцев-полурусских (интеллигентов). 

По своим увлечениям культурной Европы и по фантастичности своих замыслов, Петр был прообразом будущей русской интеллигенции, появление которой он вызвал. Солоневич правильно писал в "Белой Империи": 
"...Он, по существу, был своего рода анахронизмом наоборот — типичным русским интеллигентом шестидесятых годов — так сказать, писаревской эпохи: рационалист, слегка атеист, вольнодумец, сеятель разумного и прочего. Но он любил Россию — правда, не такой какой она была, а такой, какою он хотел ее видеть: мы все этим слегка грешны".  
Ни на каком краю бездны Московская Русь не стояла. На край бездны привел Русское государство Петр, разгромивший обессиленную расколом Православную церковь, основы национальной государственности и национальной культуры.

Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот признает, что: 
"Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа, переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть, которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост одной культуры, импортной, совершается за счет другой — национальной. Школа и книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ, получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду и язык и, в свою очередь презираемых им. Результат приблизительно получился тот же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое обратив в рабство туземное население, поставило бы над, ним класс иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению".

Начало рабству русского крестьянства на европейский манер положил Петр, его преемники, в частности "Великая Екатерина", развили его и придали ему классические европейские формы. "По уложению 1649 года крестьянин был лишен права сходить с земли, но во всем остальном он был совершенно свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по завещаниям."    Комментируя эту оценку Шмурло, И. Солоневич очень метко вскрывает ложные суждения большинства русских историков о происхождении и природе крепостного строя. "Наши историки, — пишет он, — сознательно или бессознательно допускают очень существенную терминологическую передержку, ибо "крепостной человек", "крепостное право" и "дворянин" в Московской Руси были совсем не тем, чем они стали в Петровской. Московский мужик не был ничьей личной собственностью. Он не был рабом. Он находился примерно, в таком же положении, как в конце прошлого века находился рядовой казак. Мужик в такой же степени был подчинен своему помещику, как казак своему атаману. Казак не мог бросить свой полк, не мог сойти со своей земли, атаман мог его выпороть, — как и помещик крестьянина, — но это был порядок военно-государственной субординации, а не порядок рабства. Начало рабству положил Петр".

Большинство рядовых масонов, конечно, не понимали истинных целей масонства — уничтожения религии и монархии. Члены лож, входивших в систему английского (Иоанновского) масонства притягивали к себе людей склонных к мечтательству. Лозунг английского масонства — "Сейте смена царского света". Масоны английской системы верили и проповедовали сами, что стоит каждому заняться совершенствованием своей личности, как на земле возникнет земной рай. Но голубая (разные системы масонства) — английская система, по признанию масона Альберта Пайк являются "только внешним двором или прихожей храма". 
За английским масонством следует шотландская система масонства — это тоже только прихожая в масонский храм. Цель этих систем внушить своим членам скептическое отношение к религии и монархическому образу правления, оттолкнуть от религии и подготовить к пропаганде религии разума. Члены этих систем занимались изучением теософии и герметической философии. 
Шотландское масонство имеет своим девизом "Победить или умереть". Красные шотландские масоны воспитывали своих членов, что в борьбе за свет нечего жалеть свою и чужую кровь, что победа высоких идеалов достигается только силою, слава — мученикам за идею, беспощадность к врагам и предателям. 
Рыцарские масонские ордена тамплиеров и розенкрейцеров ставят своей целью уже практическую задачу борьбы с монархией и религией. Для ордена розенкрейцеров характерно изучение древнего еврейского мистического учения, так называемой Кабалы. 
Русские масоны были слепым, послушным орудием в руках европейских масонов высоких ступеней.

Стремление группы масонов, окружавших Павла, связаться с шведскими масонами, было вызвано тем, что русские масоны хотели приобщиться к высшим ступеням масонства. "Возникновение новой шведской системы масонства, — по свидетельству Вернадского, — вызвало острые опасения Императрицы. Об этом свидетельствует и комедия Императрицы, — первая из целой серии, направленных против масонов "Тайна против нелепого общества", появившаяся в 1780 году. Одновременно с литературными мерами, Екатерина приняла и административные. В Национальной ложе два раза был Петербургский полицмейстер П. В. Лопухин". 
Желая, вероятно, прервать связи Павла с масонами, Екатерина II настаивает, чтобы Павел предпринял путешествие по Европе. Осенью 1781 года Павел с женой, под именем графа Северного, уезжает в Европу. Заграницей связи Павла с масонами продолжаются. В числе его спутников находятся его близкие друзья С. И. Плещеев и А. В. Куракин, будущий глава русских масонов. 
В семье своей жены Павел оказывается в атмосфере увлечения идеями мартинистов. Мать жены Павла встречалась с Сент-Мартеном, главой ордена Мартинистов, каждое слово Сент-Мартена было для нее высшей заповедью. Весной 1782 года Павел участвовал на собрании членов масонской ложи Вене. 
Известно, что глава русских розенкрейцеров Шварц писал члену ордена Розенкрейцеров принцу Карлу Гессен-Кассельскому о своих соображениях и возможной роли Павла в ордене.

В задачу настоящей работы не входит задача подробного анализа, государственной деятельности Павла I. Цель данной работы заключается в том, чтобы показать какую роль сыграли масоны, обманувшиеся в своих расчетах на Павла, как "своего Императора", в убийстве Павла и в исторической клевете на него, как на человека и царя. Поэтому ограничимся кратким изложением положительных государственных мероприятий Павла, которые он провел за свое короткое царствование. 
"Император Павел имел искреннее и твердое желание делать добро. Все, что было несправедливо или казалось ему таковым, возмущало его душу, а сознание власти часто побуждало его пренебрегать всякими замедляющими расследованиями, но цель его была постоянно чистая; намеренно от творил только одно добро. Собственную свою несправедливость сознавал он охотно. Его гордость тогда смирялась и, чтобы загладить свою вину, он расточал и золото и ласки".

"Пред ним, как пред добрейшим Государем, бедняк и богач, вельможа и крестьянин, все были равны. Горе сильному, который с высокомерием притеснял убогого. Дорога к Императору была открыта каждому; звание его любимца никого пред ним не защищало". 

Общество Александровской эпохи напоминало телегу, которую тащат в разные стороны лебедь, рак и щука. Яркую характеристику духовной смуты, царившей в душах дворянства и русского образованного общества в эпоху Александра I дал проф. И. Ильин в речи, произнесенной в 1937 году в Риге по случаю 100-летней годовщины со дня смерти Пушкина: 
"Россия заканчивает собирание своих территориальных и многонациональных сил, но еще не расцвела духовно: еще не освободила себя социально и хозяйственно, еще не развернула целиком своего культурно-творческого акта, еще не раскрыла красоты и мощи своего языка, еще не увидела ни своего национального лика, ни своего безгранично-свободного духовного горизонта. Русская интеллигенция еще не родилась на свет, а уже литературно западничает и учится у французов революционным заговорам. Русское дворянство еще не успело приступить к своей самостоятельной, культурно-государственной миссии; оно еще не имеет ни зрелой идеи, ни опыта, а от 18 века оно уже унаследовало преступную привычку терроризировать своих государей дворцовыми переворотами. Оно еще не образовало своего разума, а уже начинает утрачивать свою веру и с радостью готово брать "уроки чистого атеизма" у доморощенных или заезжих вольтерьянцев..." 
"...Русское либерально-революционное дворянство того времени принимало себя за "соль земли" и потому мечтало об ограничении прав монарха... Оно не понимало, что России необходимо мудрое, государственное строительство и подготовка к нему, а не сеяние революционного ветра, не разложение основ национального бытия; оно не разумело, что воспитание народа требует доверчивого изучения его духовных сил, а не сословных заговоров против государя..."

"Масонские ложи, — пишет Иванов, — отражали самые различные направления. В числе масонов были темные мистики и суровые пиетисты, как школа старых масонов и их учеников, озлобленные обскуранты, образчиком которых может служить Голенищев-Кутузов, и люди молодого либерального направления, склонные к филантропии, но не к пиетизму, смеявшиеся над обскурантами и искавшие интереса политического".
О генерале Инзове, под начальством которого находился Пушкин в Кишиневе, Митрополит Анастасий в книге "Пушкин и его отношение к религии и православной церкви", замечает: "Будучи старым масоном, последний в то же время был и преданным сыном православной церкви: в Александровскую эпоху то и другое иногда легко уживалось вместе". 
Таким формальным масоном был в частности министр Народного просвещения граф Разумовский, который обратил внимание на то, что во всех тогда существовавших средних учебных заведениях Закон Божий вовсе не преподавался и ученики оставались без всякого внушения им правил и основ религии. Обратил граф Разумовский внимание и на то, что домашнее образование находилось с руках учителей-иностранцев. 
"В отечестве нашем, — писал граф Разумовский в своем докладе Александру I, — далеко простерло корни свои воспитание иноземцами сообщаемое. Дворянство, подпора государства, возрастает нередко под надзором людей, одною рукою собственной корыстью занятых, презирающих все не иностранное, не имеющих ни чистых правил нравственности, ни познаний". Граф Разумовский указывал, что "следуя дворянству и другие сословия готовят медленную пагубу обществу воспитанием детей своих в руках у иностранцев". 
Александр I передал доклад министра Народного просвещения в Комитет министров на рассмотрение, но последний нашел взгляды гр. Разумовского ошибочными. Но Александр I все же одобрил предложенные гр. Разумовским меры. 
...Политическое вольнодумство раздражало и тревожило Карамзина. 18 апреля 1819 года он писал Дмитриеву по поводу политических убийств и общего революционного брожения в Европе: "Хотят уронить троны, чтобы на их места навалить журналов, думая, что журналисты могут править светом". В этой иронии звучала горькая мудрость историка, которому довелось быть свидетелем революционного буйства парижской черни.

Разгромом декабристов кончается первый период европеизации России продолжавшийся целых 125 лет. Лютая ненависть, которую до сих пор питают к Имп. Николаю I представители Ордена Русской Интеллигенции, имеет своим основанием не реальные недостатки его характера и не недостатки его как правителя государства, а совсем иные причины. Император Николай I не ограничился только тем, что победил декабристов, являвшихся представителями денационализировавшихся слоев высшего общества, которые в умственном отношении шли на поводу у русского и мирового масонства, но сделал еще важные выводы из намерения декабристов захватить власть и ликвидировать в России монархию. Выводы эти были таковы: 
Заговор декабристов свидетельствует, что денационализировавшееся дворянство, разделяющее политические и социальные учения, возникшие под идейным влиянием мирового масонства, никогда не откажется от своего намерения разрушить монархический образ правления. 
Никакие политические уступки не заставят масонских выучеников отказаться от их намерения захватить верховную власть в свои руки и создать в России республику на основании политических рецептов вольтерьянства и масонства. 
Декабристы следовали порочной идее утвердившейся в высших кругах дворянства, в результате успешных дворцовых переворотов XVIII века, что дворяне имеют право нарушать данную присягу царю, если он ведет политику не соответствующую политическим или сословным интересам дворянства.

Император Николай I, все свое царствование активно боролся с трагическим наследием прошлого, вел непрерывно борьбу с пришедшим на смену запрещенному масонству Орденом Русской Интеллигенции, непрестанно вел подготовку к отмене крепостного права. И не он, один, виноват в том, что ему не удалось осуществить задуманный в начале царствования "проект новой организации контрреволюции революции Петра" (А. С. Пушкин. Письмо кн. П. Вяземскому в марте 1830 года). В первую очередь в этом виновато высшее русское общество отказавшееся поддержать Николая I и члены Ордена Русской Интеллигенции с яростным фанатизмом мешавшие ему духовно и политически оздоровить Россию. 
Нападение враждебных сил желавших довести европеизацию России до ее логического конца — то есть превратить ее в республику европейского типа, было отбито Николаем I, но Россия в результате 125-летнего чужебесия находилась в катастрофическом положении. Подавив восстание декабристов Николай I спас Россию от грозившей ей тогда катастрофы. Но подавление дворяно-масонского заговора и запрещение масонства не означало, что болезнетворные микробы в течение 125 лет подтачивавшие Православие, духовные, политические и социальные силы России, уничтожены окончательно. 
Духовно, политически и социально Россия продолжала оставаться больной. Для того чтобы она могла совершенно духовно и социально выздороветь, ей необходимо было снова вернуться к творческим принципам самодержавия, а это было невозможно без решительного разрыва с губительным идейным наследством Петровской революции. Это национальное возрождение, в зависимости от того, как бы его удалось совершить, могло иметь форму ряда радикальных реформ или иметь характер настоящей революции (точнее контрреволюции).

Такой видный член Ордена Русской Интеллигенции, как Г. Федотов и тот в своей работе "Трагедия русской интеллигенции" признает необходимость коренного пересмотра существовавших до сих пор взглядов на русское историческое прошлое: "Мы, современники революции, — пишет он в предисловии у упомянутой выше работе, — имеем огромное, иногда печальное преимущество видеть дальше и зорче отцов, которые жили под кровлей старого, слишком уютного дома. Мы, — пусть пигмеи — вознесены на высоту, от которой дух захватывает. Может быть, высота креста на который поднята Россия... Наивным будет отныне все, что писал о России XIX век, и наша история лежит перед нами, как целина, ждущая плуга. Что ни тема, то непочатые золотые россыпи." 
Необходимость и законность пересмотра признает и другой выдающийся представитель Ордена Русской Интеллигенции наших дней — критик Г. Адамович. Он так же считает, что взгляды на русское прошлое оказались несостоятельными, неспособными объяснить трагическую судьбу постигшую Россию. "Да, действительно, — пишет он в статье "Нео-нигилизм" (Рус. Мысль №1137), — после всего, что в России — и с Россией — произошло, пересмотр, а может быть и "переоценка" прошлого неизбежны и естественны. Кто же станет это отрицать? Русский человек должен искать ответа, добиваться объяснения: как, почему, отчего случилось то, что случилось? Кто в конечном счете виноват? Кому обязаны мы тем, что уже почти сорок лет сидим здесь, на новых "реках вавилонских?" Если бы такого вопроса в русских сознаниях не возникало, это был бы плохой признак, свидетельствующий об окончательной спячке." Подобные взгляды членов Ордена Русской Интеллигенции, который несет главную историческую ответственность за крушение русского национального государства, есть ничто иное как стыдливое признание лживости исторических концепций созданных историками в предреволюционную эпоху, в большей или меньшей степени, выполнявших идеологические заказы Ордена Русской Интеллигенции.

были у Николая и личные вины перед мировым масонством, которые масоны никогда не простят ему. Первое из таких "преступлений" — подавление заговора декабристов, заговора входившего в систему задуманного масонами мирового заговора против христианских монархий Европы. 
Второе "преступление" — запрещение масонства в России. Третье — политическое мировоззрение Николая I в котором не было места масонским и полумасонским идеям. Четвертое "преступление" — желание Николая I покончить с политической фрондой европеизировавшихся слоев дворянства. Пятое — прекращение дальнейшей европеизации России. Шестое — намерение встать во главе, как выражается Пушкин, "организации контрреволюции революции Петра". 
Седьмое "преступление" — намерение вернуться к политическим и социальным заветам Московской Руси, что нашло свое выражение в формуле "Православие, Самодержавие и Народность". Восьмое "преступление" -борьба с Орденом Русской Интеллигенции, духовным заместителем запрещенного Николаем I масонства. Девятое "преступление" — борьба Николая I против революционных движений, организованных масонами в монархических государствах Европы. 
Мифы о необычайном деспотизме и необычайной жестокости Николая I появились потому, что он мешал русским и иностранным масонам и Ордену Русской Интеллигенции захватить власть в России и Европе. "Он считал себя призванным подавить революцию, — ее он преследовал всегда и во всех видах. И, действительно, в этом есть историческое призвание православного царя", — пишет в своем дневнике фрейлина Тютчева. 
Уже одного перечисления главных "преступлений" Николая I против русского и мирового масонства и связанных с ним организаций достаточно, чтобы понять что Император Николай I никаким образом не мог устраивать масонство, ни как глава России, ни как глава Священного Союза. Именно это является основной причиной патологической ненависти к Николаю I, а не его "дурные" личные качества, как это до сих пор уверяют члены Ордена Русской Интеллигенции. 
Николай I заклеймен "деспотом и тираном", "Николаем Палкиным", за то, что с первого дня своего царствования, с момента подавления восстания декабристов, и до последнего дня (организованная европейскими масонами Крымская война), он провел в непрерывной борьбе с русскими и европейскими масонами и созданными последними революционными обществами.

Совершив революционный переворот во Франции масоны начинают раздувать революционные движения в разных странах Европы, 24 февраля произошло восстание в Париже. 13 марта — в Вене. 18 марта в Берлине. 20 марта вспыхивает революция и в Милане, а 22 марта в Риме, Неаполе и Венеции. Одновременность революционных вспышек в разных странах ясно показывает о наличии единого плана и единого тайного руководства. Английский политический деятель Стратфорд-Каннинг так характеризовал создавшуюся в Европе обстановку: "Жизнь в Европе становится невозможной, надо эмигрировать в Австралию, Канаду или какую либо отдаленную страну. Немыслимо жить с демагогами, социалистами и коммунистами". 
В это время вышел уже в свет "Коммунистический манифест" К. Маркса и под его идейным воздействием в Париже происходит первое восстание пролетариата против буржуев. К. Маркс с восторгом пишет в редактируемой им газете: "С победой красной республики в Париже, армии двинутся изнутри страны через ее границы, и тогда мы воскликнем: "Горе побежденным". Вместе с масонами К. Маркс возлагает большие надежды на начавшуюся в 1849 г. революцию в Венгрии. 
Николай I с тревогой наблюдал за происходившим в Европе. Тем более что члены возникшего уже в это время Ордена Р. И. в лице организации Петрашевского подготовляли восстание. Во время пребывания в Москве в апреле 1849 года он получил сообщение об открытии заговора Петрашевского (в свое время мы докажем, что члены кружка Петрашевского были вовсе не такими безобидными овечками утопического социализма, как их обычно изображают историки-интеллигенты). 
Положение в России было весьма напряженным. Летом 1848 года Маркс с радостью пишет об остром политическом положении в России: "...свирепствующая холера, мелкие восстания в разных губерниях, подготовлявшаяся в Петербурге, НО ВО ВРЕМЯ ПРЕДОТВРАЩЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, заговор в Варшавской цитадели, вулканическая почва в Царстве Польском". (Карл Маркс и Ф. Энгельс, т. IV, стр. 256). 
Революционная зараза явно проникала и в Россию. Когда поляки, русские подданные (Бем, Дембинский и др.) начали принимать активное участие в венгерском восстании и можно было ожидать появление их на границах Польши, а в Вильно поляки пытались захватить арсенал, Николай I решил выступить на подавление восстания в Венгрии. "Полагаю, — писал он фельдмаршалу Паскевичу, — что скоро настанет время действовать. Не одна помощь Австрии для укрощения внутреннего мятежа, и по ее призыву, меня к тому побуждает, а чувство и долг для защиты спокойствия пределов Богом вверенной мне России меня вызывает на бой, ибо в венгерском мятеже ЯВСТВЕННО ВИДНЫ УСИЛИЯ ОБЩЕГО ЗАГОВОРА ПРОТИВ ВСЕГО СВЯЩЕННОГО И В ОСОБЕННОСТИ ПРОТИВ РОССИИ. Приняв сие за основание и буде австрийцы повторят просьбу, разрешаю тебе вступать, призвав Бога на помощь". 
Подавив восстание в Венгрии, на победу которого так надеялись и масоны и К. Маркс, Николай I надолго отодвинул возможности реализации революционных замыслов масонов и народившихся только что коммунистов. "Австрийская империя спасена была Николаем I летом 1849 г. от распадения и гибели: так полагали не только Николай и Нессельроде, но и Франц-Иосиф, и австрийский канцлер Шварценберг, и вся Европа... Разгром Венгрии царской интервенцией был, по существу, заключительным актом поражения европейского революционного движения" (Тарле. Крымская война. Т. I. стр. II). То есть, говоря иначе, Николай I сорвал революционные замыслы европейского масонства. 
В мемуарах "Мысли и воспоминания" кн. О. Бисмарк заявляет: 
"В истории европейских государств едва ли найдется еще пример, чтобы монарх великой державы оказал соседнему государству услугу, подобную той, которую оказал Австрии Император Николай. Видя опасное положение в каком она находилась в 1849 году, он пришел ей на помощь с 150.000 войском, усмирил Венгрию, восстановил в ней королевскую власть и отозвал свое войско, не потребовав за это от Австрии никаких уступок, никакого вознаграждения, не затронув даже спорного Восточного или Польского вопроса. Подобная же бескорыстная, дружеская услуга была оказана Николаем и Пруссии во внешней политике во время Ольмюцкой конференции. Если бы даже эта услуга была вызвана не одним дружеским расположением, но и соображениями политического характера, все же она превосходила все то, что один монарх сделает когда-либо для другого и может быть объяснена только властным и в высокой степени рыцарским характером самодержавного монарха. Император Николай смотрел в то время на Императора Франца-Иосифа как на своего преемника в роли руководителя консервативным Тройственным союзом, который был призван, по его мнению, бороться с революцией во всех ее проявлениях. В Венгрии и в Ольмюце Император Николай действовал в убеждении, что он, как представитель монархического принципа, предназначен судьбою объявить борьбу революции, которая надвигалась с Запада. Он был идеалист, и остался верным самому себе во все пережитые им исторические моменты".

В "Опавших листьях" В. В. Розанов давал такую характеристику всякой революции:

"...Революция имеет два измерения - длину и ширину, но не имеет третьего - глубины. И вот по этому качеству она никогда не будет иметь спелого вкусного плода; никогда не "завершится". Она будет все расти в раздражение, но никогда не настанет в ней того окончательного, когда человек говорит "довольно"! я счастлив. Сегодня так хорошо, что не надо завтра... Революция всегда будет надеяться только на "завтра"...: И всякое "завтра" ее обманет и перейдет в "послезавтра". "Перпетум мобиле", циркулюс витиосус, и не от беспечности, - куда! - а именно от короткости. "Конура", "длинные цепи", "возврат в конуру", тревожный короткий сон.

В революции нет радости. И не будет. Радость - слишком царственное чувство, и никогда не попадается в объятия этого лакея. Два измерения: и она не выше человеческого, а ниже человеческого. Она механична, она материалистична. Но это - не случай, не простая связь с "теориями нашего времени", это судьба и вечность. И в сущности, подспудная революция в душах обывателей, уже ранее возникшая, и толкнула всех их понести на своих плечах Конта, Спенсера и подобных.

Революция сложена из двух пластинок: нижняя и настоящая, - горечь, злоба, нужда, зависть, отчаяние. Это - чернота, демократия. Верхняя пластинка - золотая: это - сибариты, обеспеченные и неделающие, гуляющие, неслужащие. Но они чем-нибудь "на прогулках" были уязвлены, или - просто слишком добры, мягки, уступчивы, конфетны, при том в своем кругу они - только "равные" и кой кого даже непременно пониже. Переходя же в демократию, они тотчас становятся "прими интэр парес". Демократия очень и очень умеет "целовать в плечико", ухаживать, льстить: хотя для "искренности и правдоподобия" обходится грубовато, спорит, нападает, подшучивает над аристократами и его (теперь вчерашним) аристократизмом. Вообще демократия тоже знает "где раки зимуют". Что "Короленко первый в литературе своего времени" (после Толстого), что Герцен - аристократ и миллионер, что граф Толстой есть именно "граф", а князь Крапоткин был именно "князь" и, наконец, что Сибиряков имеет золотые прииски, - это она и при всем "социализме" отлично помнит, учтиво в присутствии всего этого держит себя, и отлично учитывает. Учитывает не только как выгоду, но как честь. Вообще в социализме лакей не устраним, но только очень старательно прикрыт. К Герцену все лезли и к Сибирякову лезли; к Шаляпину лезут даже за небольшие рубли, которые он выдает кружкам в виде "сбора с первого спектакля" (в своих турне: я слышал это от социал-демократа, все в этой партии знающего, и очень удивился). Крапоткин не подписывается просто "Крапоткин", "социалист Кр.", "гражданин Кр.", а "князь Крапоткин". Не забывают даже, что Лавров был профессором. Ничего, одним словом, не упускают из "чести", из тщеславия: любят сладенькое, как и все "смертные". В то же время так презирая "эполеты" и "чины" старого строя...

Итак две пластинки: движущая - это черная рать внизу, "нам хочется" и - "мы не сопротивляемся", пассивная, сверху. Верхняя пластинка благочестивые Катилины; "мы великодушно сожжем дом, в котором сами живем и жили наши предки". Черная рать, конечно, вселится в дом этих предков. Но как именно это - черная рать не только по бедности, но и по существу бунта и злобы (два измерения, без третьего), то в "новых домах" она не почувствует никакой радости, а как Никита и Акулина "в обновках" (из "Власти тьмы"); - "Ох, гасите свет! Не хочу чаю, убирайте водку!"

Венцом революции, если она удастся, будет великое... Уснуть.
Самоубийства, эра самоубийств...