Тайны восстания декабристов

А вот собственноручные воспоминания Сергея Трубецкого о вышеописанной встрече с Пестелем: «При первом общем заседании для прочтения и утверждения устава Пестель поселил в некоторых членах некоторую недоверчивость к себе: в прочитанном им вступлении он сказал, что Франция блаженствовала под управлением Комитета общественной безопасности. Восстание против этого было всеобщее, и оно оставило невыгодное для него впечатление, которое никогда не могло истребиться и которое навсегда поселило к нему недоверчивость».
Это не удивляет. Декабристы о Французской революции были хорошо осведомлены, а успехи Комитета общественной безопасности в отправке людей на гильотину приводили их в ужас.

Впрочем, г-н Пестель жестокостей не чурался. Внимание! Чтобы вызвать в солдатах ненависть к правительству, он проявлял к ним крайнюю жестокость . Слово Горбачевскому, декабристу, члену «Общества соединенных славян» : «Вятского полка командир Пестель никогда не заботился об офицерах и угнетал самыми ужасными способами солдат, думая сим возбудить в них ненависть к правительству. Вышло совершенно противное. Солдаты были очень рады, когда его избавились, и после его ареста они показали на него жалобы. Непонятно, как он не мог себе вообразить, что солдаты сие угнетение вовсе не отнесут к правительству, но к нему самому: они видели, что в других полках солдатам лучше, нежели им; следовательно, понимали и даже говорили, что сие угнетение не от правительства, а от полкового командира».
Все попытки Пестеля объединить Северное и Южное общество под единым руководством встретили дружное сопротивление «северных», так как они были убеждены, что затеяно это объединение с одной целью: отдать всю власть в руки Пестеля. А ручки –то эти были загребущие…Вороват был …Именно за присвоение средств, выделяемых на питание и обмундирование солдат и офицеров и было возбуждено против него – единственного!- уголовное дело. Схема была проста и нам, живущим в сегодняшней России, понятна: вышестоящий чиновник за «откат» закрывал глаза на финансовые махинации Пестеля.
Флигель-адъютант, глава Следственной комиссии по делу о финансовых злоупотреблениях во Второй Южной армии, П. Д. Кисилев задолго до декабрьских событий выражался о Пестеле так: «Действительно много способностей ума, но душа и правила черны, как грязь». Он даже ухитрился написать ка0то политический донос- честно, не шучу!- на неугодного сослуживца Гноевого, называя того , поверите ли, карбонарием, опасным для службы, которую он, Гноевой, всегда критикует. Донос остался без последствий – офицера просто перевели в другой полк, подальше от Пестеля.

Пестель написал прелестный проект управления Россией. Это было бы , в полном смысле этого слова, полицейское государство. В знаменитом и ужасном 3-м отделении работало всего ( задумайтесь! Вспомните страшные рассказы о ужасах тотальной слежки при царизме) около 40 человек, а Пестель, чтобы не мелочиться, предлагал создать Стражу из 50 000 жандармов. Это так, для начала. А еще Высшее Благочиние – сверхтайная полиция, о которой знает только глава государства и глава сего приказа. Ужас-ужас, г-н Пестель!
Ну, разумеется, цареубийство было им предусмотрено и желательно, но только чужими руками . Лунину поручить, например, или Якубовичу…их же потом и казнить можно за цареубийство.

И что интересно, он сразу предупредил своих подельников, как будет себя вести в случае провала бунта, на следствии. Прямо и честно сказал – всех заложу. Так и сделал, хороший, принципиальный человек. На следствии Пестель, нужно отдать ему должное, держался достойно - на коленях не ползал, как иные, не юлил, слезами не обливался. Спокойно и подробно закладывал всех. Вспоминает А. Муравьев: «Когда Северное общество стало действовать очень нерешительно, тогда он объявил, что если их дело откроется, то он не даст никому спастись, что чем больше будет жертв, тем больше будет пользы - и он сдержал свое слово. В Следственной комиссии он указал прямо на всех участвовавших в Обществе, и если повесили только 5 человек, а не 500, то в этом Пестель нисколько не виноват: со своей стороны он сделал для этого все, что мог». Как известно, решение о том, что после смерти Александра I трон наследует не Константин, женившийся на полячке и отрекшийся от наследования престола, а Николай, было окончательно принято Александром I еще в 1823 году. Был подготовлен тайный манифест, назначавший Николая наследником престола. Содержание манифеста было известно узкому кругу людей: Императору, цесаревичу Константину, их матери, митрополиту Филарету, Аракчееву и Голицыну, который переписал документ и оставил его на хранение в 3 местах: Государственном совете, Сенате и Синоде. Разумеется, Николай Павлович и его супруга тоже знали о том, как Император распорядился их судьбой, но точное содержание манифеста было им неизвестно.

И как же принял известие о своем новом положении наследник Николай Павлович?
«Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскую, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной. Тут я осмелился ему сказать, что я себя никогда на это не готовил и не чувствую в себе сил, ни духу на столь великое дело; что одна мысль, одно желание было - служить ему изо всей души, и сил, и разумения моего в кругу поручаемых мне должностей; что мысли мои даже дальше не достигают.

Дружески отвечал мне он, что когда вступил на престол, он в том же был положении; что ему было тем еще труднее, что нашел дела в совершенном запущении от совершенного отсутствия всякого основного правила и порядка в ходе правительственных дел; ибо хотя при императрице Екатерине в последние годы порядку было мало, но все держалось еще привычками; но при восшествии на престол родителя нашего совершенное изменение прежнего вошло в правило: весь прежний порядок нарушился, не заменясь ничем. Что с восшествия на престол Государя по сей час много сделано к улучшению, и всему дано законное течение и что потому я найду все в порядке, который мне останется только удерживать.

Кончился сей разговор; государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться. Вот совершенное изображение нашего ужасного положения. С тех пор часто Государь в разговорах намекал нам про сей предмет, но не распространяясь более об оном; а мы всячески старались избегать оного. Матушка с 1822 г. начала нам про то же говорить, упоминая об каком-то акте, который будто бы братом Константином Павловичем был учинен для отречения в нашу пользу, и спрашивала, не показывал ли нам оный Государь.»
В 1825 году, когда в Петербург прибыл принц Оранский, друг Николая Павловича, Александр I открыл принцу свои намерения, тот был « словно громом поражен». Он пытался убедить Государя, что отречение Константина от правления может быть истолковано неверно, что оно может быть пагубно для империи. Александр остался тверд в своем решении.

Я думаю, можно вполне верить воспоминаниям Николая I. Полнейшее отсутствие честолюбия и стремления к власти он проявил и после кончины Александра I, незамедлительно присягнув Константину. Впрочем, если я буду уходить так далеко от темы, то не закончу никогда.  Итак, престол свободен. Ни Николай, ни Константин не самодержцы. Как только Петербург узнал о смерти Александра I, власти и войска начали присягать Константину. 27 ноября присягнул ему и Николай. Константин, со своей стороны, присягнул Николаю. Началась гонка фельдъегерей из Петербурга в Варшаву, где жил Константин как наместник Польши, и обратно. Николай просил Константина приехать в Петербург и сесть на трон. Константин отказывался. И даже сказал « Удавят, как батюшку». Страшным местом был русский престол в те года. "Корону подносят, как чай, а никто не хочет", - острили в Петербурге. Несомненно, наследник престола не желал нарушать Закон о престолонаследии, и честь не позволяла ему принять корону, пока остается хоть малейшее сомнение. Как писал В.А.Жуковский , началась трехнедельная борьба « не за власть, а за пожертвование чести и долгу троном». В конце концов, Николай решился и назначил на 14 декабря переприсягу.

Эти странные интриги, плетшиеся в дни безвластия! Начнем с того, что о заговоре было известно, более того, были отлично известны имена главных заговорщиков. Еще летом 1825 г. Александр I получил от унтер-офицера 3-го Украинского уланского полка И.В. Шервуда сообщение о широком противоправительственном заговоре на юге. 17 июля 1825 г. Шервуда доставили в Петербург, и в тот же день он был принят императором. Александр спрашивал, как велик заговор и легко ли его будет раскрыть. Шервуд отвечал, что "по духу и разговорам офицеров вообще, а в особенности во 2-й армии, заговор должен быть распространен довольно сильно" и что он имеет сведения об участии в нем его знакомого - Ф.Ф. Вадковского.

О слышанном от Вадковского Шервуд донес А.А. Аракчееву, а тот - Александру I. Выехав I сентября 1825 г. из Петербурга в длительное путешествие по России, император получил это донесение уже в Таганроге. 11 октября он передал полученные бумаги начальнику Главного штаба И.И. Дибичу, который, однако, отнесся к ним скептически и уверял его, что все это "выдумки" и "кончится вздором". Но Александр I отвечал ему: "Ты ошибаешься. Шервуд говорит правду, я лучше вас знаю людей".

Уверенность Александра легко объяснима: к этому времени в его руках был еще один донос, подтверждавший существование в армии обширного заговора. А.К. Бошняку, агенту начальника южных военных поселений генерала И.О. Витта, удалось проникнуть в тайное общество. В августе 1825 г. Витт отправил донесение об этом Александру, а 19 октября был принят им в Таганроге. Судя по всему, императору была представлена картина заговора, охватившего чуть ли не всю армию. Как писал впоследствии Дибич Николаю I, Витт сообщал, что тайное общество "значительно увеличилось", что "18-я пехотная дивизия в особенности заражена сим духом и что в оной играет главную роль командир Вятского пехотного полка Пестель". В числе "деятельнейших" членов Витт назвал М.Ф. Орлова, В.Л. Давыдова, Н.А. Крюкова, В.Н. Лихарева, Н.М. Муравьева, Н.А. Бестужева, К.Ф. Рылеева.

После смерти Александра I при разборе его бумаг была обнаружена написанная его рукой записка, не имевшая ни адресата, ни даты. "Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма, - говорилось в ней, - разлит или по крайней мере сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по различным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров для распространения своей партии. Ермолов, Раевский, Киселев, Мих. Орлов, гр. Гурьев, Дмит. Столыпин и многие другие из генералов, полковников, полковых командиров; сверх сего большая часть разных штаб- и обер-офицеров".

Как только была обнаружена эта записка, стали выяснять, кому она предназначалась и для чего была написана. 18 марта 1826 г., в разгар следствия по делу декабристов, ее послали вел. кн. Константину Павловичу в Варшаву. Возвращая ее, тот написал 26 марта Дибичу: "Хотя покойный государь император изволил часто говаривать со мною о подобных обстоятельствах, но об сей записке я не знал, а полагаю, что она следовала или к графу Алексею Андреевичу, или к князю Александру Николаевичу Голицыну". "О заговоре кричали на всех перекрестках", - писал Пушкин.
Естественно, что знавшей о таком серьезном заговоре в армии Константин категорически не желал принять корону. Это, конечно, мои домыслы, но всё-таки – ему БЫЛО страшно. Для Николая восхождение на трон было тяжелым долгом, от исполнения которого он не мог уклониться.Так что же происходило в Петербурге? Как могло случиться, что полиция не желала ( несмотря на прямые указания Императора) арестовывать заговорщиков? Какова роль генерал-губернатора Петербурга графа Милорадовича, знавшего о заговоре и не принимавшего никаких мер для его пресечения? Последнее особенно интересно, учитывая, что при допросах главарей декабристов упоминался некий ( неназванный) «глава заговора», от которого они получали важные сведения( сразу отсылаю к книге Владимира Брюханова «Заговор Милорадовича», которую найти на своих захламленных книжных полках не могу, но уверяю, документы там приводятся очень интересные) . А ведь именно Милорадович потребовал, чтобы Николай, который знал об отречении Константина, немедленно присягнул. По сути дела, это был военный переворот. Переворот, организованный графом Милорадовичем.
Незадачливый "диктатор" декабристов князь С.П.Трубецкой в своих мемуарах рассказал, что "как только Николай получил известие о болезни императора, пригласил к себе Милорадовича и представил, что в случае кончины императора он... должен наследовать. Милорадович ответил наотрез, что великий князь Николай не может и не должен никак надеяться вступить на престол". "Войско припишет дело измене, и гвардия решительно откажется принести присягу", - объявил генерал-губернатор. Другими словами, Милорадович почти открыто обвинил Николая в заговоре... И, пригрозив бунтом гвардии, которая всецело ему подчинялась, не оставил ему никаких шансов. Генерал-губернатор действовал не один: его поддержали гвардейские генералы А.Л.Воинов и К.И.Бистром (позднее Николай припомнит им "довольно странное, даже непозволительное" поведение 14 декабря, когда они, по сути, ничего не сделали, чтобы помочь императору подавить мятеж).
Интересный диалог приводит в своих воспоминаниях Р.М.Зотов, служащий Театрального управления. Известный драматург князь А.А.Шаховской спросил Милорадовича:
- Если Константин Павлович настоит на своем отречении, ваша присяга будет как бы вынужденная. Вы очень смело поступили.
- Имея шестьдесят тысяч штыков в кармане, можно говорить смело, - ответил генерал-губернатор.
Не исключено, что именно этот "довод" Милорадович привел и Николаю.Ну, что же, всегда правы большие батальоны...
Когда в 1820 года происходит "семеновская история, Император был убежден, что восстание Семеновского полка - дело рук тайного общества. И такое общество действительно существует - это "Союз благоденствия". На стол генерал-губернатору ложатся списки его руководителей - подробный донос сделал Михаил Грибовский, перечисливший, как он выразился, "корифеев революционной партии" поименно (первым номером в его списке значился давний знакомец Милорадовича Николай Тургенев, под вторым номером фигурировал адъютант графа Федор Глинка!). И тут происходит самое интересное. Милорадович проводит расследование. Взбунтовавшиеся солдаты подвергаются жесточайшим наказаниям. Однако никто из членов "Союза благоденствия" не пострадал. "Объяснить этот факт логично мы затрудняемся", - признавался биограф Александра I великий князь Николай Михайлович.

Положение наследника было очень непрочно.
Гвардия хотела Константина – Николая не слишком любили, а Константин был свой среди гвардейцев. В 1799 году Константин участвует в Итальянском и Швейцарском походах А.В.Суворова. (Тогда и произошло его знакомство с Милорадовичем - в своих письмах цесаревич неоднократно благодарил генерала за службу.) Константин принимал участие во всех войнах с Наполеоном. Правда, после Аустерлица великий князь принадлежал к сторонникам мира с Францией. Но когда Наполеон напал на Россию в 1812 году, цесаревич принял командование гвардией. Сражался достойно, получив золотую шпагу "За храбрость". Таким образом, даже гвардейцы, не участвовавшие в заговоре , направленном на свержение монархии, могли не поддержать Николая Павловича. Наконец, Константин имел свою "партию" из числа приближенных. Руководителем его администрации был граф Н.Н.Новосильцев, разработавший проект конституции для России - "Государственную уставную грамоту". Среди сторонников цесаревича был "проконсул Кавказа" Ермолов. А в Варшаве даже возник целый заговор приближенных к наместнику лиц, поставивших своей целью "насильно возвести его на престол".


Вообще, с Константином все обстояло очень непросто. Интересную проговорку допустил в своих воспоминаниях граф Мариоль, воспитатель детей великого князя: "После того, как события разыгрались в Петербурге, великий князь Константин признался мне, что знал о заговоре". "Стоит кинуть брандер в Преображенский полк, и все воспламенится", - говорил он своему двоюродному брату принцу Евгению Вюртембергскому в ноябре 1825 года. А Денис Давыдов писал, что "однажды цесаревич сказал некоторым из своих окружающих о возможности для него вступить на престол: "Я эту шапку и сам надеть сумею".


Разветвлённый заговор в армии. Двусмысленное поведение высших сановников.
Николай Павлович, практически, один. Против нескольких заговоров. Всё решится 14 декабря. 12 декабря от Константина, находившегося в Варшаве, пришло официальное подтверждение его отречения от престола. Тотчас последовал манифест о воцарении императора Николая I, и была назначена "переприсяга". Декабристы были хорошо информированы о том, что происходило при дворе и в правительстве: один из них (С. Г. Краснокутский) был обер-прокурором Сената, другой (А. И. Якубович) был на короткой ноге с петербургским генерал-губернатором М.А. Милорадовичем, а Г.С. Батеньков пользовался доверием самого авторитетного и осведомленного из членов правительства М.М. Сперанского. Не говоря уже о том, что , возможно, Милорадович и был тем самым «тайным главой» заговора, который подробно информировал главарей обо всем, что происходит во дворце. Узнав, что на 14 декабря назначена переприсяга, члены Северного общества решили: медлить больше нельзя. 10 декабря они избрали диктатором восстания полковника лейб-гвардии Преображенского полка кн. С.П. Трубецкого ( Рюриковича, между прочим!!), 12 декабря на квартире К.Ф.Рылеева члены тайного общества разрабатывают план выступления. Приглашают возглавить восстание двух новых членов - А.Якубовича и А.Булатова. В это время Великий князь Николай Павлович получает сообщение о разветвленном заговоре. Он вызывает М.А.Милорадовича и поручает ему арестовать мятежников. Но Милорадович бездействует. Ну, у него есть на это свои причины. Вечер 13 декабря: подпоручик Ростовцев, член тайного общества, приезжает к Николаю Павловичу, рассказывает о возможном выступлении. О своем визите к Великому князю он сообщает Рылееву. Мятежникам становится ясно, что отступать некуда. И тут происходит раскол внутри тайного общества - Якубович и Булатов решают выйти из игры. Это Якубович-то, орел, герой, которому поручено было самое ответственное дело: ворваться во дворец и арестовать царскую семью. И желательно – убить Николая. Очень желательно. Каховский – тот прямо говорил за два дня до мятежа: «С этими филантропами ничего не сделаешь, тут просто надобно резать, да и только!» .
Так никто и не возражал, только никто руки пачкать не хотел. Впрочем, именно Якубович на совещании у Рылеева вечером 13-го декабря предложил «альтернативный вариант» восстания: просто «разбить кабаки, позволить солдатам и черни грабить, потом вынести из какой-нибудь церкви хоругви…». Правда, Штейнгель напомнил расходившемуся Якубовичу, что в столице «90 тысяч одних дворовых», и в случае всеобщего пьяного бунта могут пострадать их же собственные родные и близкие. Идея взбунтовать народ была, к счастью, отвергнута. Стройный план выступления рухнул., но и отступать было некуда; уже был арестован на юге Пестель, а все знали, что слово свое он держит, обещал всех заложить –значит, заложит. Рылеев сказал: "Ножны сломаны, и сабель не спрятать". Все согласились с ним. "Мы умрем! Ах, как славно мы умрем!” - пафосно кричал Одоевский ( опять же, Рюрикович)



[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]