Как писать быстро и красиво!
Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.

Каллиграфия в повседневной жизни

Перейти вниз

Каллиграфия в повседневной жизни Empty Каллиграфия в повседневной жизни

Сообщение автор Мамонт Пт Мар 15, 2013 11:59 am

Каллиграфия, по словам Германа Цапфа, это наиболее сокровенная, личная, спонтанная форма выражения. Подобно отпечатку пальцев или голосу, она уникальна для каждого человека . Искрометный росчерк А. С. Пушкина, болезненно-изысканный почерк Ф. М. Достоевского, стремительные, полные внутренней энергии и силы рукописи В. И. Ленина поведают нам о личности писавшего и о душевном состоянии в момент творческого процесса. Письма, которыми обменивались представители науки и творчества времен Возрождения, воспринимаются сейчас подлинными произведениями искусства. Пример тому — автографы Микеланджело, Петрарки…
Почерк, личный шрифт — своеобразная диаграмма, графическая формула каждого человека, «геометрия души», как говорил Платон. Красивое, четкое и разборчивое письмо — неотъемлемый признак культуры общения. Даже во время обычной беседы мы стараемся говорить если уж не красиво, то по крайней мере понятно, в меру быстро, не пришептывая, не проглатывая слова и звуки. Часто цитируют высказывание Альфреда Фербанка, и оно так хорошо, что я обращаюсь к нему вновь: «Люди хотят говорить не только ясно, но и с изысканной и благозвучной грацией. Точно так же нужно и писать: письмо должно быть красивым.

Иначе говоря, к письму нужно относиться как к искусству» 72. К сожалению, многие страдают графическим косноязычием. Альберт Капр считает: многие письма остаются ненаписанными потому, что мы стесняемся своего почерка. В этом грустном признании (может быть, подсознательно) звучат и мажорные нотки.

Стесняться — это уже хорошо. Куда хуже, когда с явным удовольствием выдают этакие залихватские каракули. Автор знаменитой «Алисы в стране чудес», писатель и математик Льюис Кэрролл, в маленьком шедевре «Восемь или девять советов о том, как писать письма» утверждал: «Большая часть всего, что написано неразборчиво во всем мире, написано просто слишком торопливо.

Разумеется, вы ответите: «Я тороплюсь, чтобы сэкономить время». Цель, что и говорить, весьма достойная, но имеете ли вы право достигать ее за счет своего друга? Разве его время не столь же ценно, как ваше?» 73. Однажды в беседе с В. В. Лазурским я выразил восхищение его почерком.

«Я пишу довольно медленно, я не тороплюсь»,— просто объяснил художник. Иные письма или деловые бумаги прочитать совершенно немыслимо. Их пытаются расшифровать коллективно, передавая из рук в руки, стараясь разобрать каждую букву, отгадать слово за словом, по смыслу. А ведь Султан-Али Мешхеди учил: «Почерк, который известен как четкий,— указание на хороший почерк. Письмо существует ради того, чтобы читали, не для того, чтобы в чтении его были беспомощны» 74. Обладатели хорошего почерка обычно соблюдают оптимальную для себя быстроту работы.

Переступив порог предельной скорости, любой рискует превратить буквы в каракули. Считается, что разумная скорость письма, к которой нужно стремиться, примерно девяносто знаков в минуту. Случай расскажу. Выступал на международном симпозиуме известный зарубежный каллиграф.

Переводчица принялась переводить по рукописи доклад, но стала ошибаться, запинаться и предупредила: «Точного перевода не ждите, текст написан антикаллиграфически». В зале оживились. Докладчик, видимо, решив, что отпустил какую-то удачную шутку, тоже заулыбался… Позже я убедился: почерк у него отличный, а происшедшее недоразумение как раз и было результатом запредельной скорости письма. Многие мастера и педагоги усматривают корень зла в остром пере.

Еще Джон Ховард Бенсон решительно выступал за применение широко­конечного инструмента, ибо острым пером мы «…пишем быстро, может быть разборчиво, но почти точно, без наслаждения совершенством письма» 75. Заостренное перо, считал Бенсон, в большой степени несет ответственность за состояние письма. Открывшееся в 1952 году под председательством Альфреда Фер-банка Общество курсивного письма пыталось ввести применение ширококонечного пера в школе. Джон Шайверс, член Общества шрифтовиков и иллюминаторов Англии: «Общество уверено, и я разделяю это мнение, что обучение итальянскому курсиву с детства позволяет ограничить ухудшение норм почерка, что наблюдается в наши дни, и привить уважение к шрифтовому искусству» 7Ь. Но идет время. Чернильница и ее неразлучный спутник, перо, пришли в забвение, воспринимаются почти чудачеством. Решительно вытесненные шариковой ручкой, они нашли приют в почтовых отделениях.

Конечно, шариковой ручке недоступны возможности широкого и даже острого пера. К этому не нужно и стремиться. «Шарик» — не помеха красивому почерку. Все зависит не от инструмента, а от того, в чьих руках он находится! Графика букв должна отвечать особенностям применяемого инструмента.

Сейчас каллиграфы раскололись на два лагеря: одни ратуют за широкое перо в быту, другие (их большинство) за «опальный шарик». И ничего тут не поделаешь. Как воздушный шар не заменит нам современный авиалайнер, так широкому или острому перу не по силам соперничать в повседневности с шариковой ручкой. У представителей каждого из этих направлений есть примеры и прекрасных, и весьма посредственных образцов письма.

Как же быть? Однозначного решения вопроса здесь нет. Как нередко случается, в двух, казалось бы, исключающих друг друга позициях есть золотая середина. Становление почерка начинается в школе, и важно было бы начинать с чистописания, вернее сказать, с правильнописания: изучать буквенные формы и закономерности их образования шариковой ручкой. Чистописание в школах отменили — «шарик» не пачкает, чернильные пятна и промокашки канули в Лету.

А кляксы бывали такими живописными! Заметьте: иногда перо свибрирует — только брызги летят, а каллиграф старой закваски не спешит бранить инструмент. Мало того, прицелится хорошенько да пятно-другое еще и специально посадит.

От ученика моих школьных лет такого мастера отличает одно: он знает, в каком месте, где и когда и при каких обстоятельствах клякса будет уместной. Удачно иллюстрирует это маленькое отступление эскиз диплома для выпускников таллиннской школы шрифта, оформленный Виллу Ярмутом (ил. 245). Целесообразно ввести в школьную программу и предмет шрифтоведения, познакомить учащихся с основными типами шрифта, дать первые навыки письма в технике ширококонечного инструмента. Известный художник и педагог Херрит Нордзей обучал каллиграфии детей в возрасте восьми — десяти лет.

Нордзей заметил, с каким удовольствием пишут новички палочкой белого мела (на манер широкого пера) по черной доске, и это стало одним из методов обучения. В конце концов все, что делается с охотой, приносит хорошие результаты. Случилось так, что в группе оказались два или три левши, а это трудность для каллиграфа. Голландский педагог, большой энтузиаст своего дела, научился писать левой рукой, и только потом, завоевав доверие ребят, позволил себе убеждать левшу в успехе тренировок. В упражнениях внимание детей концентрировалось на проблемах, а не чистописании.

Не требовали от ребят безукоризненно четких штрихов, но контролировали угол и наклон письма; допускали помарки, но строго следили за пропорциями букв, добивались понимания логики ширококонечного инструмента. Таков же метод и Джона Бигса из Англии. Во время ученичества, считает он, «метод работы, процесс мышления более важен, чем законченная работа» 77. «Мы не знаем,— откровенно говорит Херрит Нордзей,— будут ли наши дети писать хорошо, когда вырастут, но мы уверены, они никогда не забудут, что чистописание содержит в себе очень привлекательные черты» 78. Практика широкого пера облегчит в дальнейшем переход к каллиграфическому письму в оформительских работах (много ли школьников могут написать графически и композиционно грамотно объявление?

А студенты? А люди с высшим образованием?). В ГДР, Англии и некоторых других странах проводятся конкурсы красивого письма уже для школьников. Пример, достойный подражания. Красивый почерк в быту — удел не каждого мастера письма: можно прекрасно владеть официальной или полуофициальной каллиграфией и оставаться достаточно беспомощным, когда потребуется четко и быстро зафиксировать нужную информацию.

И это понятно: если писец по какой-либо причине не имел достаточной практики, такой, например, как конспектирование, и не развил тонкой координации мелких движений пальцами, откуда взяться хорошему почерку? А бывает и так: почерк — заглядение, а возьмется человек за плакатное перо и проявит ошеломляющую безвкусицу. В любом случае нужно стремиться соблюдать следующие советы: 1. Держать ручку правильно. От этого, как и в официальной каллиграфии, зависит многое.

В небольшом пособии середины нашего века сказано, что ручку надо держать не крепко, а уверенно и свободно, как живую птицу, которую и выпустить боятся, и причинить боль не желают. Эффектно сказано, но настораживает слово «боятся». Оно указывает на закрепощенность.

Мастер держит «птицу» легко и уверенно, без робости, будто с ней в руке и родился. Повседневный почерк предполагает связывание букв в словах, но это не означает, что все знаки должны быть соединены. Отрывы инструмента от бумаги облегчают движение руки по горизонтали, уменьшают усталость, способствуют удобочитаемости письма. Одно из условий четкого и разборчивого почерка — сохранение оптимальной скорости письма.

Рабочий почерк — индивидуальное творчество, и здесь правомерны любые эксперименты. Большинство шрифтовых нововведений, давно известно, рождалось под перьями рядовых клерков. Официальная каллиграфия консервативна — соблюдает точную форму, правила и приемы выполнения каждой буквы.

Это достаточно медленное и трудоемкое ремесло. В обычном же почерке скорость всегда была желанным качеством, и случайные находки (взять хотя бы выносные элементы) стали достоянием не только рукописного, но и типографского шрифта. Увлечение буквотворчеством существует и сейчас. Пишут, например, вместо «Я» или «3» нечто, напоминающее «S» латинское, «V» — вместо «Ж» и т. д. После реформы 1918 года в русском алфавите из трех знаков, соответствующих звуку «и» («г», «и», «у»), остался — «и» как наиболее часто по старым нормам орфографии употреблявшийся. Русский и болгарский, единственные из алфавитов, построенных на греческой и латинской графических основах, лишились буквы «г». Возможно, мы поступили не лучшим образом, отказавшись от своеобразного «неделимого кирпичика», входящего в состав подавляющего числа букв алфавита.

Альбрехт Дюрер: «Я возьму себе в качестве первой буквы «i» по той причине, что из нее могут быть сделаны почти все буквы…». Применение «/» вместо «м» могло бы благотворно сказаться на удобочитаемости нашего повседневного письма, где из «и», «т», «я» и элементов других букв образуются своеобразные «частоколы», усложняющие узнавание отдельных знаков и затрудняющие чтение. Это вынуждает прибегать к специальным опознавательным знакам (надстрочные или подстрочные черточки). Они помогают отличить «т» от «ш». Проблема «и десятиричной» («/») не нова, и вернуть ее в «штат» русского алфавита заманчиво.

Писатель Лев Успенский до сих пор, по его собственному признанию, испытывает искушение расписаться через «/». Такова сила привычки к хорошей букве. Правда, появление единственной одноштамбовой буквы незакономерно. Узаконенная «г» потащила бы за собой по меньшей мере еще одну одноштамбовую, например «t» (впрочем, уже появились типографские шрифты, где строчная «т» напоминает латинское «/» (г). Обещает улучшение читаемости и ускорение письма еще одна замена («л» на «/»). Такой прием часто встречается в рукописях В. И. Ленина.

В целях эксперимента я пробовал применять в бытовом почерке «/», «/» и «?». Не считаю это дурным примером, но он оказался заразительным. Студенты, особенно на лекциях, стали делать то же самое. Попытки прочесть такие записи самой различной публикой, в том числе школьниками, прошли успешно. Затруднений не было или они рас­сеивались после первого же разъяснения.

Большинство профессиональных писцов уделяет достаточно внимания повседневному почерку, видя в нем не только способ фиксации речи, но и отличное средство для тренировки руки и глаза. Многие коллекционируют и анализируют образцы, перенося наиболее интересные находки в свои работы. Некоторые шрифтовые листы Германа Цапфа, Виллу Тоотса, Гуннлаугура Брайма, Херрита Нордзея и других представляют собой не что иное, как бытовую каллиграфию, иногда увеличенную в размерах. Бытовой почерк при должном отношении может превратиться в самый массовый вид графического искусства.

calligraphys.ru

Мамонт
Мамонт
Вице-канцлер

Сообщения : 1611
Дата регистрации : 2013-03-08
Возраст : 59
Откуда : Российская империя

https://calligraphy.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

Вернуться к началу

- Похожие темы

 
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения